Чинченко Федор Демьянович

Мы гуляли с ним по городу, и меня не покидало ощущение, что рядом со мной идет живая история. Все время звучала мелодия пахмутовской песни: «оглянись, незнакомый прохожий, мне твой взгляд неподкупный знаком, может, я — это только моложе, не всегда мы себя узнаем...».

Эта песня и о нем, Ф. Д. Чинченко, о его поколении. И сколько я ни встречалась с ветеранами, нет в их рассказах горечи и сожаления о прожитой жизни, хотя на их долю выпало такое, чего с лихвой хватило бы на несколько поколений!

И вот мы уже сидим дома, зажжена настольная лампа, она сразу напоминает 50-е годы, Федор Демьянович рассказывает, а мне остается только слушать, слушать да задавать вопросы.

— Федор Демьянович, были в вашей жизни самый счастливый и самый тяжелый день?

— Самый яркий день моей жизни? 19 июля 1970 года, когда в 12 часов на конвейере прекратили делать ГАЗ-21 и через час пошла ГАЗ-24. Без остановки конвейера! Без перерыва! Такого случая, чтобы в один день перейти с одной модели на другую, автомобилестроение почти не знало. Это был первый случай в нашей стране и один из немногих в мире. Это самый счастливый день моей жизни. А самый несчастливый, который я до гроба не забуду, — бомбежка моего цеха, где я работал с 5 на 6 июля 1943 года. Это было что-то ужасное. Первое, что сделали немцы, — фугасными бомбами вывели из строя отводы водозабора, все коммуникации... Это был самый тяжелый день...

Рассматривая его архив, обращаю внимание на две фотографии, которые по времени совпадают. На одной — кудрявый, с чубчиком, на другой Федор Демьянович почти без волос.

— Остригли?

— Да нет. Это я в одну ночь волосы потерял. Меня готовили к расстрелу.

—?

— И перед этим вы говорили, что бомбежка завода тяжелее той несправедливости, которая была произведена с вами властями?

— Я не власти обвиняю тогда и сейчас. То, что нашему народу выпала такая трагедия (безвинная гибель миллионов), виновата низкая культура населения. Наш народ легко спровоцировать на противостояние друг другу. Это была эпоха, страшная эпоха доносительства. Донося друг на друга, люди губили себя. Осудили меня за то, что я не подписывал, как не согласный, документ. Мы тогда делали «Катюши» штампованные, и когда сворачивали в трубу, то с одной стороны — толщина максимум, а с другой — минимум. И когда эту «Катюшу» пускали (а я отвечал за испытания), то они не долетали до условного противника, а падали на головы условно наших войск. От меня требовали подписку о готовности... Все это «хозяйство» было в ведении Берии и его заместителя Кабулова. Ну, представьте: военное время, на фронте тяжелая ситуация, а тут какой-то Чинченко тормозит! Обвинение — подрыв военной мощи страны в военное время. Расстрел без суда и следствия. Меня взяли ночью, сначала держали в радиусном доме, а потом перевезли в тюрьму, в спец. корпус для политических, а потом сунули к уголовникам. Спас меня Мишка Махин. Моя молодость с ним связана, спали на одной койке в общежитии... Я пошел по технической части, он по комсомольской... Долго я его не видел, а встретил в тюрьме в чине старшего лейтенанта. Открывается камера. «Чинченко, на выход!» «Ну, думаю, все!» И вдруг вижу — Мишка. Я ему: «Мишка!» А он: «Какой я тебе Мишка?» И ударил сапогом. Потом в коридор вывел и быстро говорит: «Прекрати принимать пищу, требуй передачи тебя военным»... Я так и сделал. Все дела из КГБ передали военным, и дней через 10 сюда выехал трибунал Московского военного округа. Меня судили как величайшего преступника! До сих пор не пойму, но это было — меня вели по Свердловке (от тюрьмы на Гагарина) девять военных с оголенными саблями и шесть собак вокруг! 18 спецов присутствовали на суде, давая заключение и плюс женщина-сварщица. Она-то и подтвердила вместе со специалистами, что сварка разных толщин приведет либо к разрушению корпуса, либо к пикированию. Инженер Чинченко оказался прав. Вот за те дни я и потерял свой чубчик.

Сколько в его жизни еще было горьких и трудных минут! Но это целая книга о поколении. Его жизнь — это его завод. И естественно, наш разговор не миновал и этой темы.

— Федор Демьянович, вы много ездили по делам завода? Не стыдно было за наши машины?

— Нет. Дело в том, что наши машины для наших экологических условий (морозы и дожди; днем растаяло, ночью замерзло). Наши дорожные условия и наша культура обслуживания соответствовали нашей тогда жизни. Вспоминаю такую историю с ГАЗ-21. После «Победы» ГАЗ-21 начали покупать и за рубежом. Самыми крупными покупателями стали норвежские таксисты. Меня вызвали в Осло наши дилеры. Подлетаем к Осло, вдруг вызывает командир самолета и говорит: «Вас будет встречать мэр г. Осло у трапа». Представляете? Я ничего понять не могу. Встречает мэр и говорит, что необходимо проехать в центр города, т.к. наша ГАЗ-21 разбила трамвай. Подъезжаем. Вся левая сторона трамвая разбита, а машина стоит невредимая. Это был, конечно, рекламный трюк, но после зарубежные газеты писали, что под видом ГАЗ-21 русские делают танки, которые могут проехать везде и сбивают даже такие транспортные средства, как трамвай. А все дело заключалось в том, что тогда мы не могли катать металл тоньше, вот и получилась ГАЗ -21 такая прочная.

История автомобиля удивительно совпадает с обычной человеческой жизнью: рождение, расцвет, старость. О каждой, что стоит в музее завода, Федор Демьянович расскажет досконально.

Федор Демьянович работал, встречался, был знаком с выдающимися людьми своего времени. С 12 директорами ГАЗа, с учеными, политиками. Тепло вспоминает А. Н. Косыгина:

— Он понимал экономику. Если бы реформы 1965 года были проведены, сегодня наша страна была бы на 2-3 уровня выше по экономике. Он уже тогда понял, что мы идем не туда, и что нельзя все загонять в оборонку, надо было перестраивать экономику. Но ему не дали ничего сделать.

— Вы ощущаете на себе груз ошибок вашего поколения?

— Главная ошибка заключается в том, что мы не поняли, что культурой надо заниматься впереди материальных затрат. Возьмите японцев. Они довели образование до высшего, и, не имея природных ресурсов, вышли по жизненному уровню, по достижениям науки и техники вперед, опередив даже Америку. При этом сохраняя свои культурные традиции. А мы их теряем по всему ходу истории. Ведь самое главное богатство человеческого общества — культура. Она необходима во всем: в быту, работе, отношениях, чтобы человек на человека не доносил, не плел, чтобы не старался другому сотворить зло, а желал бы доброты, вот, чтобы этому научиться — нужны культура и государственная программа.

— С каким ощущением вы сегодня живете?

— Живу с ощущением, что люди все-таки разберутся. И как им дальше жить, они сами определят. И сделают нашу жизнь более привлекательной, чем сейчас ...

Я в это верю, потому что наши люди находили выход во все времена... И этим славится Русь, Россия.