Кулакова Марина

Марина Кулакова — директор литературного агентства «URBI», член Союза писателей, автор двух поэтических сборников.

Воспитывает сына, которому скоро стукнет пять. С Мариной Кулаковой — инициатором создания журнала «URBI», его редактором и издателем, мы видимся очень редко, хотя знакомы со времен незапамятных. Когда-то она сказала про себя — «и у меня глаза ручного волка, воспитанного в обществе людей». Я не очень ее понимаю, но всегда ей верю.

Она любит чистые детские тона — зеленый, лимонный, ярко-голубой. Любимое время года — конец зимы, суток — ночь. Она рисует странные, изогнутые, но плавные фигуры. Если же удается нарисовать круг, она его перечеркивает или пытается неправильно заштриховать. Ей нравились и нравятся трудные подростки, люди, имеющие дерзость и нахальство выпадать из структуры. Жизнь жестоко наказывала ее за это. Но, как она сама выражается, есть у нее какой-то «странный оптимизм».

По-моему, Марина всю жизнь учится, сейчас, например, на 3 курсе театроведческого факультета ГИТИСа, у Натальи Крымовой. Она не любит расписаний и органически не умеет в них жить, в ней странно сочетаются инертность с периодическими вспышками энергии. «Язык — средство любви, поэзия сродни поцелую, филология — наука о любви... Язык обладает свойствами горизонта» — так написала она в предисловии к 4 номеру журнала «URBI».

— Марина, как ты пришла к филологии?

— Семья у меня была интересная: мама — словесник, отец — актер. Стихи начала писать рано — года в 4. Но в школе стихи были занятием сопутствующим, основным увлечением была биология. Кружки, научное общество учащихся при университете — считалось, что меня ждет биофак. Но в 10 классе в составе небольшой горьковской делегации я попала в Москву на Всероссийский праздник литературного творчества школьников, посвященный Маяковскому, и даже стала лауреатом конкурса. Там было много интересных людей, шла речь о творческом эксперименте, там пробудился мой сознательный интерес к языку, к поэзии. Я поняла, что поэзия — это совсем не то, чему меня учили в школе.

— Можно подумать — это то, чему тебя учили в вузе?

— Нет. Этому не учили нигде и не учат. То, что я знаю в филологии — в основном результат моего настырного самообразования. После окончания истфила в 1984 году я сразу уехала в Шарангский район, в глухую деревню, преподавать. Отработала там два года. Потом было время неустроенности, которое я потом назвала «состояние-аут» («состояние — вне»).

Я не могла нигде найти себе место и углубилась в рок-музыку, вернее, в то, что я под ней понимаю. Принимала участие в странных действах типа рок-концертов, рок-фестивалей. Вместе с группой «Ироникс» стала победителем первого Нижегородского рок-фестиваля, читая свои композиции под барабаны. Артема Троицкого в свое время это поразило и он упомянул нас в первом издании своей книжки «Рок в СССР». Несколько лет я сотрудничала с газетой «Ленинская смена» и молодежной редакцией телевидения.

Полгода снова работала в школе — перед рождением ребенка. Мне трудно было исполнять роль учителя, требующую другой степени свободы. Среди учителей слишком много людей в солдатских шинелях — это не их вина. Сейчас я думаю, что профнепригодна и к журналистике — не умею писать так, как нужно для газеты. У меня вообще довольно долго было ощущение, что я ничего не умею, никакая система, структура не принимает меня. Я никуда не вписываюсь и не могу вписаться, не могу сделать над собой такое сокрушительное усилие. Поэтому отхожу в сторону.

— Как и у кого возник замысел журнала «URBI»? Зачем был нужен новый журнал, почему нельзя было публиковаться в имеющихся?

— «URBI» в переводе означает «Городу». Три человека стояло у истока — молодой преподаватель пединститута, историк Кирилл Кобрин, С. Б. Подкар, которого представлять излишне, и я. Мы все познакомились в Молодежном музыкальном клубе (ММК) во время рок-тусовок. Подкар был одним из руководителей ММК, Кобрин — одним из основателей известной группы «Хроноп». Ни у меня, ни у Кирилла не было уверенности, что журнал возможен, но С. Б. Подкар два года назад сказал «Давайте сделаем» — и мы с Кириллом начали работать.

Люди, которые делают «толстые» журналы, выбирают и строят свое пространство, индивидуальное и субъективное. Я не могу и раньше не могла войти ни в одно из этих пространств так, чтобы мне было в нем комфортно — поэтому у меня выбора не оставалось, надо было сделать громадное усилие и создать свой журнал. Мне не хотелось никуда пробиваться, я устала жить в униженном состоянии.

Наш журнал обращен к тем, кто вырос в городской цивилизации, тем, для кого чтение является основным каналом получения информации и источником наслаждения. Когда я жила в деревне, я совершенно точно поняла, что там цивилизация другая — способы получения информации другие и вообще все другое. Мы четко обозначили — это журнал для чтения, для фанатичных читателей.

Есть странная категория людей, которые всегда читают. Читают и то, что большинству кажется непонятным, сложным, тяжелым или вызывающим, шокирующим, неприятным. Их сознание и подсознание включено в контекст мировой литературы, как классической, так и современной. У нас очень разные люди публикуются. Сложилась хорошая традиция: каждый номер составляет кто-то один, чтобы избежать бесконечных дискуссий. Второй номер составлял Павел Калачев (филолог, работающий директором фотографии), а третий — Кирилл Кобрин, и эти два номера во многом внутренне противоположны друг другу. Каждый может провести свою линию, отобрать своих авторов.

— Если вы создавали этот журнал, исходя из своего миропонимания, мироощущения, казалось бы, он должен был быть заполнен, переполнен вашими произведениями. Между тем, их там предельно мало. Почему?

— Мы его создавали не для того, чтобы в нем печататься. Возникло ощущение, что это нужно, нужно здесь — в провинции, в Нижнем Новгороде. Потому что здесь этого нет, а когда чего-то нет, оно должно появиться, если кто-то понял, что это необходимо. Ко мне попадало много интересных рукописей, я знаю молодых талантливых ребят, но интеллектуального журнала, где они могли бы без раздражения увидеть свои тексты напечатанными и с интересом прочитать что-то другое — такого журнала не было. Понимаешь, с одной стороны это был жест отчаяния, с другой — вечное желание делать что-то другое. Так интереснее жить.

Журнал как бы не нужен, его могло бы не быть. Но он есть, и воли двух-трех людей хватило, чтобы он состоялся. «URBI» не имеет коммерческой цели и постоянного спонсора, ибо хочет сохранить потенциал независимости, непривязанности и необязанности.

«URBI» — несвоевременное издание. Первый номер открылся тихим манифестом о приватной литературе. Литература — это частная жизнь, это вечер, когда мы подходим к книжным полкам или садимся за стол, или ночь, когда каждый остается наедине с небом или с землей — кто как... Вышло уже 4 номера, о журнале пишут и говорят — «Огонек», «Литгазета», «Книжное обозрение», «Московские новости», журналы «Волга» и «Деловые люди», в основном — очень доброжелательно, он стал явлением.

— Кого бы ты могла назвать узловыми авторами своего журнала? Или авторы — это вторично, главной была сама идея «URBI»?

— География наших рукописей — Н. Новгород, Петербург, Москва, Мюнхен, Париж и маленький городок Ейск Краснодарского края — одна из «столиц» современного авангарда. Наши авторы — прежде всего гуманитарии, люди, чувствующие язык как материал, с которым интересно работать. Журнал — не результат (для этого есть хрестоматии), а процесс. Это важно и для самих пишущих — вовремя напечатать что-то, чтобы дальше развиваться нормально. Если не говорить об именах громких, имеющих в литературных кругах хорошую репутацию и без нас, то мы открыли прозу Валерия Хазина (сейчас она замечена и в Москве), эссе Кирилла Кобрина, стихи Александра Казанского... Все удивляются — а где у вас технические редакторы, корректоры? Наверное, это плохо, что корректор — в основном я, редактор — тоже я. Все четверо членов редколлегии выступают в этих ролях, но это — от нищеты. Просто очень хочется, чтобы журнал был и его читали.

— «Так ярко полыхал вчерашний идол», «Распад жилья на пол и потолок» — это я тебя цитирую. Не было ли это причиной появления журнала?

— Это стихи очень давние, но что-то есть в твоем предположении. Когда-то, как ни странно, меня воспринимала рок-аудитория, которой нужна была только энергия противостояния, только надлом. Отечественная рок-музыка — явление не только социальное, но и психологическое и физиологическое. Это способ коллективного выживания существ, может быть, к выживанию и не предназначенных. Я там была и чувствовала свою необходимость. Сейчас я так же чувствую необходимость журнала.

— Ты познакомилась с такими словами, как «типография», «бумага», «верстка», «тираж»?

— Это что-то кошмарное. Хочется забыть эти проблемы как кошмарный сон. Приходилось ходить и просить. Но при этом я убедилась, что в бизнесе тоже есть удивительные, талантливые люди, настоящий «цвет нации». Очень хочется упомянуть А. А. Фуфаева (предприятие «Мария»), Л. С. Ремизову (предприятие «Амрита»). Они умеют не только зарабатывать деньги, но и красиво ими распоряжаться — в частности, давали их и на наш журнал. Помогал департамент культуры — М. М. Грошев, С. Н. Авдеев. Есть у нас в Дзержинске такой замечательный заступник Михаил Сеславинский — он был депутатом Верховного Совета, сейчас избран депутатом Думы. Он помогал и обещается помогать еще.

И все же больше надежды не на организации, а на конкретных людей — меценатов. Ведь тираж у нас небольшой — у первых трех номеров всего 100 экземпляров, у четвертого — около 500. Нам бы хотелось выпускать журнал четыре раза в год, но все упирается в финансы (чтобы выпустить 500 экземпляров очередного номера, нужно 600 тысяч рублей), которых нет и доставать которые все сложнее. Хотя нас включили в список тех, кому можно оказывать помощь за счет налога на прибыль, но тут неожиданно выяснилось, что у наших бизнесменов есть все, кроме прибыли. А ведь то, что мы уже сделали, престижно для города.

Мне предложили выступить на радио «Свобода» и рассказать о культурной жизни Н. Новгорода, города со столичным потенциалом, в том числе и о нашем журнале.

— Неужели только из передач радио «Свобода» можно узнать о журнале «URBI»? Тебе не кажется, что областные и городские столоначальники могли бы быть внимательнее к журналу и к тебе (я все же назову твой контактный телефон: 54-53-07)?

— Конечно, могли бы, но, видимо, у них есть более важные дела. Да я их и не беспокоила, у меня нет темперамента для хождения по этажам и инстанциям, я боюсь кордонов секретарей. Ты не думай, я ни на кого не в обиде. Сейчас меня пригласили на 1 канал Останкино — будут рассматриваться некоммерческие проекты в присутствии бизнесменов, которые должны дать на них деньги. Мне предложили выступить с проектом «URBI», пригласив для моральной поддержки одну из «звезд» — Бориса Гребенщикова или Бориса Немцова.

— Как ты относишься ко всеобщей коммерциализации и быстрому деланию денег? Ведь время, которое ты тратишь на журнал, можно было использовать как-то иначе?

— Я с удовольствием бы быстро зарабатывала деньги, но не знаю — как это делается. И торговать не умею. Отношусь к этому спокойно и без озлобления, потому что мировая история показывает: когда есть много богатых, среди них всегда находятся и умные. Я не завидую тем, кто торгует «сникерсами» и ездит на красивых машинах, хотя и не отказалась бы жить без унизительной нищеты, которую я болезненно ощущаю. Но поменять свою жизнь на их я бы не согласилась.

Людям, которые создают какие-то ценности или их изучают или просто их помнят и собирают, тоже надо платить. И ценить их общество должно — они необходимы для общего выживания. Мальчикам в кожаных куртках «URBI» не нужен. Из-за этого я не отношусь к ним хуже. Как не стала относиться хуже к деревенским детям, когда поняла, что им не надо и никогда не понадобится то, с чем я к ним приехала. Они в чем-то умнее и интереснее меня, но это даже не параллельные миры, а совершенно непересекающиеся пространства.

— Что такое язык сейчас, в пору всеобщего бреда, когда депутаты, бизнесмены, журналисты и все желающие обращаются с великим и могучим как с публичной девкой?

— Язык — это запас, это код, это огромное вместилище, кладовая огромной информации. Все остается в языке, надо только внимательно к нему присмотреться. Этим он по большому счету и интересен. Жаргоны, языки в языке — тоже тема интересная, «я знаю десять наречий плача, пять языков без единого слова». С разными собеседниками я говорю на разном русском. Меня это не пугает. У меня нет ощущения катастрофы и гибели культуры. По-моему, она приходит в себя после обморока. Есть ощущение, что в нашем времени разрушен звук, но за последние годы вышло много хороших книг и еще я надеюсь на детские глаза. Я вижу их на улице, в городской или сельской школе. Тем из них, кто составит основу нации, ничто не помешает. Даже богатство.

— Как тебе видится будущее журнала и как бы ты определила круг своего общения?

— Если мы найдем еще 300 тысяч рублей, пятый номер журнала выйдет в феврале — он давно собран. Я думаю, что 10 номеров мы сделаем, чего бы нам и мне это не стоило, а там посмотрим.

Круг моего общения — это люди, не напоминающие никого из флоры и фауны, мне приятно на этих людей смотреть. Есть один из русских языков, на котором говорят мои друзья, и его, как и любой другой язык, можно узнать с первой же фразы. Иногда и слова не обязательны, можно общаться на уровне междометий или молчания.

— «Среди приторможенных, молчаливых и закомплексованных сограждан» — ты можешь подтвердить эту свою давнюю фразу?

— Конечно. Я и себя воспринимаю точно так же. Я не считаю себя удачливым человеком, но сейчас в мрачные и бездонные глубины самоуничижения тоже не впадаю. Я постоянно стараюсь приблизиться к чему-то хорошему и в себе, и в жизни, в мире. Ощущение, что лучший возраст впереди, преследует меня с детства.

12 лет спустя

Мне кажется, Марина Кулакова в Нижнем уже не живет. Этот глубокомысленный вывод я делаю из того, что уже лет 5 не видел ее, не говорил с ней по телефону. Пока она была в городе, хотя бы раз в год она прорезалась, приходила в гости, выговаривалась. Она слишком сильно отличалась от прочих каждой своей фразой.

Так, совсем чуть-чуть попреподавав в школе, она выдала: «среди учителей слишком много людей в солдатских шинелях — но это не их вина»… А на мое замечание о том, что не время сейчас для новых интеллектуальных литературных журналов горячо возразила: «мировая история показывает: когда есть много богатых, среди них всегда находятся и умные... Людям, которые создают какие-то ценности или их изучают или просто их помнят и собирают, тоже надо платить. И ценить их общество должно — они необходимы для общего выживания».

Меня не оставляло ощущение постоянной парадоксальности этой женщины. Было в ней что-то романтическое и порочное одновременно. Совершеннейшая непрактичность сочеталась с фантазийными идеями, доведенными до результата. Она могла ни в грош не ставить вполне приличного и умного человека (и достаточно высокомерно о нем отзываться) и при этом восхищаться какими-то дешевыми сентенциями рецидивиста, с которым недавно познакомилась.

Еще цитата: «никакая система, структура не принимает меня. Я никуда не вписываюсь и не могу вписаться, у меня нет темперамента для хождения по этажам и инстанциям, я боюсь кордонов секретарей». Это не помешало ей создать «высоколобый» журнал «URBI» и выпустить несколько номеров (это было очень непросто!). В то время как раз появился Интернет, и я посоветовал ей разместить там электронную версию журнала — избавившись от проблем спонсорства, бумаги и т. п.

Журнал «URBI», где Марина была и одним из редакторов, и корректором, и распространителем и даже, пользуясь современной терминологией, продюсером, был благожелательно замечен и «толстыми» нашими журналами, и радио «Свобода», и первым каналом ТВ. Это принесло определенную известность, но не деньги. Журнал не выжил, потому что не мог выжить без «финансовой подушки», но сам факт недолгого и светлого его бытия доказывает, что чудеса возможны. Особенно если за них берутся такие люди, как поэт Марина Кулакова.

Альтшулер И.

ВЕТВИ НА ФОНЕ НЕБА, или ПОД ЗНАКОМ ВЕСОВ