Рядовой Волков

Стрелковый полк, как только стемнело, спешно был переброшен на самый берег Днепра.

Рядовой Волков, не теряя времени, отрыл, где ему указали, неглубокий окоп, бросил на дно охапку сухой травы, пожелтевшей за лето, и сразу же лег спать.

Но спать пришлось недолго. Посыльный из штаба полка нашел Волкова и разбудил, дернув его за маскировочный халат.

— Волков, срочно к командиру полка!

Как ни устал за день солдат, как ни хотел он спать, но когда ему приказывали, он помнил, что в армейском лексиконе нет таких слов, как «не хочу» или «не могу». Волков поднялся, зябко вздрогнул, ощутив ночную свежесть осени. Обрушивая под ноги глину окопа, выскочил наверх. С собой захватил автомат и щуп-миноискатель. Волков был сапером.

Ночь темна. С Днепра дул ветерок. Звезд не было видно. На тучах, что нависли над Приднепровьем, отражались багровые всполохи пожаров. Это во многих местах на той стороне, чуть выше по Днепру, горел Киев.

Обходя в темноте свеженарытые окопы, Волков вслед за посыльным вскоре прыгнул в траншею и вошел в блиндаж штаба полка. Здесь было несколько знакомых Волкову офицеров. На столе, которым служила где-то подобранная грубая дверь, положенная на две табуретки, стоял закопченный чайник и две алюминиевые кружки. Рядом с чайником, на котелке, перевернутом кверху дном, стояла жировая плошка — единственный источник слабого, да к тому же подмигивающего света. Несколько желтых лиц склонились над схемой. Начальник штаба без головного убора, со взъерошенным чубом делал какие-то поправки на схеме толстым красным карандашом. Офицеры вокруг смотрели внимательно.

Командир 132-го полка подполковник Дременьков стоял в углу блиндажа, у полевого телефонного аппарата. Видимо, только что закончил разговор с кем-то. Вошедшего Волкова увидел сразу. Тут же передал трубку дежурному телефонисту и, не дослушав доклада, пригласил Волкова пройти поближе к свету.

— Ты, говорят, бывший рыбак, Волков? — спросил подполковник громко.

Офицеры притихли, откачнулись от маленькой потрескивающей плошки.

— Рыбак, верно, товарищ подполковник.

Перед ними стоял солдат лет тридцати, широкоплечий, невысокий ростом. Но когда командир полка пристально посмотрел ему в глаза, то решил, что на этого парня положиться можно.

— Сам-то я горьковский, деревенский. Из Вольдеманова, — сказал Волков. — У нас там, конечно, даже лягушкам водиться негде...

— А говоришь, рыбак?

— На рыбных промыслах я с дедом работал в Гурьеве.

— Значит, лодкой управлять можешь? — спросил подполковник подбадривающе и сам обрадовался.

— Это мы можем, — подтвердил Волков.

— Отлично, — сказал подполковник. — А как чувствуешь себя? Поспал немного?

— Поспал, товарищ подполковник, — сказал Волков, чуть усмехнувшись. А подполковник будто и не заметил этой усмешки. Он сделался вдруг очень серьезным.

— Так вот, Волков. Белгород мы взяли, теперь предстоит

взять Киев. На нашем пути — Днепр. Нужно форсировать его.

Волкову хотелось сказать, что, мол, без этого и нельзя иначе, но он промолчал. Как старый сапер, Волков понимал: в ответственном деле лишние слова — помеха. Вместо этого он сказал одно слово:

— Слушаюсь.

По ходу сообщения командир полка провел Волкова и двух разведчиков на наблюдательный пункт. Стояли во весь рост на откосе. Здесь река делала излучину, подмывая левый берег, отчего он стал в этом месте высоким, таким же, как правый. На правом берегу Днепра немцы, видимо, спали. Только наблюдатели изредка пускали вверх над водой желтые ракеты.

— Смотри, Волков, — сказал подполковник, указывая на тот берег палкой, которую носил при себе и опирался на нее, потому что не совсем зажила нога после ранения. — Видишь, там мысок выдается?.. А левое дерево одинокое?.. Это тебе ориентир. Сядете на лодку втроем. Твоя задача — благополучно доставить разведчиков до того берега. Если там встретятся какие препятствия — мины или проволочное заграждение, — то сделай хотя бы узкий проход для разведки и возвращайся назад.

— Слушаюсь, — негромко ответил Волков и вопросительно добавил: — Документы сдать?

— Давай сюда.

Волков вынул из кармашка, пришитого на груди изнутри гимнастерки, кандидатский билет в члены ВКП (б) и красноармейскую книжку.

Три бойца тихо с кручи по кустам спустились к самой воде.

В лозе чернотала, привязанная к коряге, стояла двухвесельная лодка. Ветер шумел в кустах, под кормой плескалась темная вода.

Лодку отвязали. Сели молча. Волков тут же выбросил одно весло в кусты. Другим уперся в илистый берег.

— Лишний груз.

— Как же ты одним? — спросил Волкова невысокий, коренастый разведчик, сержант по фамилии Аникин.

— Мне так-то сподручней. Привык, знаешь, одним орудовать. И без шума, и без скрипа. Да вы не беспокойтесь, — заверил Волков товарищей.

Желтая ракета с того берега на минуту осветила кусты. Пригнулись. Переждали. А потом лодка нырнула в темноту.

Сильное течение сразу подхватило их. Чтобы справиться, Волкову пришлось встать на ноги, крепко упереться в днище. К счастью, ночь была темной. Лодка, хотя и медленно, подвигалась. Разведчики сидели впереди Волкова, на середине лодки. В руках держали автоматы, молча и напряженно всматривались в черный противоположный берег.

Опасность подстерегла их неожиданно. На середине реки бешеное течение вдруг крутануло лодку. Завихриваясь, образуя стремительные воронки, стрежень Днепра развернул лодку по своему течению и понес ее, словно пушинку. Волков на миг растерялся. Он не ожидал от Днепра такого коварного сюрприза. «Не справлюсь», — словно током, ожгла его страшная мысль. Вспомнился командир полка. «Приказываю: доставить разведчиков до правого берега...» Тяжело застучало в висках. Задыхаясь от напряжения, Волков беспрерывно работал веслом то слева, то справа и с ужасом видел, что лодка не разворачивается, а с большой скоростью несется вдоль по реке.

Вдруг Волкова словно осенило. Он чуть не крикнул:

— Скорей давай ко мне! Садись на корму, на корму!

Оба разведчика быстро поднялись, шагнули к корме. В это время в небо взвилась желтая ракета. Разведчики быстро пригнулись, припадая на дно лодки. Лодка отчаянно качнулась, и холодная черная вода с шумом плеснулась через борт.

— Спокойно, — прошептал Волков, сам еле-еле превозмогая свое отчаяние.

Ракета сгорела, не долетев до воды. Только красная капля раскаленного пепла упала возле самой лодки.

Немцы не заметили их, иначе сейчас же посыпались бы десятки других ракет и начался пулеметный обстрел.

Расчет Волкова оказался правильным. С переходом людей на корму нос лодки высоко поднялся над водой и маневренность ее значительно улучшилась. Волков скоро направил лодку на западный, немецкий берег, и через полчаса они тихо причалили в указанном месте.

Разведчики остались на берегу. Волков надел автомат, взял в руки щуп — длинный шест с острием на конце — и пополз в гору разведать передний край противника.

Меж кустами ивняка Волков запускал в песок впереди себя острие щупа. И вскоре щуп уперся в знакомое препятствие, от которого одновременно и стынет сердце, и радуется. Стынет оттого, что рядом с тобою — мина, которая моментально готова обратиться в смерть при одном — только одном! — неосторожном движении сапера.

Метр за метром разминируя узкий проход, и обливаясь холодным потом, Волков вдруг наткнулся на проволочное заграждение. И в ту же секунду увидел впереди себя, в пятнадцати шагах, немецкого часового. Немец стоял и прислушивался к шуму ветра в кустарнике и плеску беспокойного Днепра, готовый при первом же малейшем подозрении открыть беспощадный огонь из автомата, всполошить и поднять по тревоге весь участок своего переднего края.

Волков замер. Ему казалось, что он даже дышит громко.

Немец стоял в неподвижности очень долго. По крайней мере, так показалось Волкову. Толчки сердца отсчитывали время.

Наконец часовой сдвинулся с места и неторопливо пошел вдоль колючей проволоки.

Волков помнил: разведчикам нужен проход. Необходимо перерезать проволоку. А вдруг она под электрическим напряжением? Или на ней навешаны побрякушки для сигнализации при малейшем прикосновении к ней?

Однако приказ есть приказ. Медлить нельзя. Может быть, именно от этой вылазки зависит форсирование Днепра, освобождение Киева, всей Украины.

С крайней осторожностью приблизился Волков к ограждению, достал из брезентового чехла на поясе большие ножницы. Лег на спину, головой под колючую проволоку. Чуть коснулся щупом колючек. Тока нет. Левой рукой придержал проволоку. Хрустнула у самого стояка железная нить, норовя свернуться в упругое кольцо и загреметь, разнося звон вдоль всей ограды. Волков не выпустил из рук конец проволоки, а, подвигаясь боком, поослабил ее и тихонько уложил на песок.

Еще две колючие проволоки были удалены с прохода таким же образом.

А потом, уже на берегу, Волков рассказал разведчикам все, что он встретил на пути, показал разминированный им проход.

Разведчики молча поползли по песку, по следу Волкова. А Волков столкнул лодку в воду и бесшумно поплыл на свой берег.

Здесь, возле кустов чернотала, его ждала группа командиров.

— Спасибо тебе, Волков. Ты хорошо справился с заданием, — сказал командир полка, когда Волков доложил обстановку. — Но пока темно, выполни еще одно приказание. Надо наладить связь с противоположным берегом.

К лодке привязали концы двух телефонных полевых кабелей. Вертящиеся катушки остались на берегу. В лодку сели телефонисты. И Волков поплыл, на этот раз таща за лодкой через Днепр провода. Быстрые воды сносили обвисшие провода, увлекая вниз по течению и лодку с людьми.

Наконец он добрался до противоположного берега. Упал на сырой песок. Лежал ничком несколько минут, забываясь. А отдохнув маленько, оставил связистов на берегу, а сам поплыл обратно.

Когда вернулся, уже светало.

Что творилось днем, Волков не знал. И даже сны никакие не снились ему. Где упал, там и спал до самого вечера.

А вечером командир полка сам пришел к Волкову.

— Ну, Волков, поработай еще ночку, а завтра дам тебе трое суток отдыху.

Какой там отдых! Разве Волков не понимал шуток? Тут не до отдыха. Форсировать Днепр — дело очень трудное.

Всю ночь Волков на лодке переправлял солдат и офицеров на противоположный берег. На рассвете немцы заметили движение. Стали стрелять из всех имеющихся у них огневых средств.

Теперь советскому командованию уже не было возможности скрыть свой замысел. Медлить было нельзя. Ударила артиллерия, подавляя огневые точки противника. Началось массовое форсирование. Вся 143-я стрелковая дивизия бросилась вплавь, устремилась на правый берег Днепра. Некогда было дожидаться, когда из тыла прибудут понтоны и прочие инженерные средства. В полную меру проявилась солдатская смекалка и находчивость. В ход пошли плоты из бревен и досок, паромы, устроенные из пустых бочек, створки ворот, плащ-палатки, набитые сеном. Пошла в дело и дверь, служившая подполковнику Дременькову столом в штабном блиндаже. Вода в Днепре металась, кипела. Немцы вели непрерывный огонь по плывущим. Много тонуло людей в холодной пучине быстрого и глубокого Днепра. Но солдаты рвались на западный берег.

Уже на том берегу кричали исконно русское, магическое «ура». Уже бежали там в атаку, бросали гранаты, стреляли, и падали, и вновь поднимались, а на воде все рвались и рвались снаряды, и откуда-то с флангов перекрестным огнем косили десятки вражеских пулеметов.

К полудню Волков потерял счет своим бесконечным переправам туда и обратно. Ни рук, ни ног он уже не чувствовал. И уже не страшно было, когда рвались снаряды, качая и швыряя лодку; не удивляло его больше и то, что творилось с паромами, наспех сколоченными, когда прямо в них попадали тяжелые навесные мины.

Не успела лодка ткнуться носом в берег, как Волкову приказали снова навести связь с той стороной: снарядом порвало провода.

На этот раз в лодку сел радист с переносной радиостанцией.

— Давай, Волков!

И опять Волков доставил радиста на правый берег. А там его уже ждали раненые.

С обвязанными головами и руками сели в лодку два бойца да положили туда же тяжело раненного командира разведки, сержанта Аникина, — того самого, которого Волков перевез еще в первую ночь.

Сержант был в сознании, но теперь глядел на Волкова безразличными, помутневшими глазами.

— Как это тебя, Аникин? — спросил Волков не столько затем, чтобы узнать, каким образом его ранило, сколько для того, чтобы как-то ободрить товарища. — Терпи, брат, ты крепкий, выдюжишь. А я мигом, я сейчас, быстро переправлюсь. Потерпи маленько. Я скоро, сейчас...

На середине реки, на самом стрежне, вокруг лодки стали появляться пузыри на воде. Строчил немецкий пулемет. Немец решил, видимо, уничтожить лодку. Волков отчаянно загребал веслом. Несколько пуль прошили деревянные бока и днище лодки. Одна пуля угодила в левую икру Волкова. Он припал на колено, морщась от боли, продолжал грести к берегу. Вода тугими струйками рвалась в лодку через пулевые отверстия. А в следующий момент рядом разорвался снаряд. Сломало пополам весло. От упавшего на воду высокого султана образовалась большая волна, ударила в борт и перевернула лодку.

Падая в воду, Волков успел схватиться рукой за зеленый маскхалат сержанта Аникина. И уже не помня себя, как-то другой рукой дотянулся до перевернутой лодки. Уцепился. Аникин нахлебался воды и закрыл глаза. Другие два бойца пошли ко дну. Поддерживая сержанта, он уцепился рукой за корму. Болтая по воде здоровой и больной ногами, кое-как добрался до берега. Командир разведки был спасен.

Вечером в полковой лазарет пришли командир полка и командир дивизии.

— Как здоровье, герой? — спросил командир дивизии полковник Карлов.

— Я-то жив и, наверное, здоров буду. А что с сержантом Аникиным?

— Будь спокоен: его жизнь вне опасности. А ты, Волков, совершил подвиг: 50 рейсов сегодня сделал через Днепр, весь личный состав 1-го батальона переправил...

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 10 января 1944 года рядовому Волкову Лазарю Григорьевичу было присвоено звание Героя Советского Союза.

Не раз еще после этого участвовал в боях с немецко-фашистскими захватчиками рядовой Волков. И в атаки ходил, и в окружение попадал, и опять был ранен — под Винницей.

Вернувшегося в родное село Вельдеманово Героя земляки встретили не только ласковыми, теплыми словами. Построили ему дом, дали корову. С тех пор живет и работает там Лазарь Григорьевич начальником Вельдемановского отделения связи.

П. ПАЩЕНКО