«Не плачь, это ненадолго»

Это письмо принесла в нашу редакцию Тамара Николаевна ГАГАРКИНА, в девичестве Плаксина, со словами: «Посмотрите, может, кого-то заинтересуют мои воспоминания». В годы войны она была совсем ребенком, но память сохранила многое. Детали. Те, по которым складывается картинка под названием Великая Отечественная.

Разрисованная «мишень»

...Когда началась война, мне шел пятый год. Перед глазами до сих пор парк Кулибина, куда я с мамой и ее сестрой Анной пришла провожать на фронт их брата Алексея. Ему только что исполнилось 30. Здоровый, крепкий, не обремененный семьей человек — мой крестный отец. На дворе жара. В парке по ту сторону ограды — море бритых голов. Все мужчины одеты в защитные гимнастерки, все — в пилотках. А по эту сторону почти такое же море провожающих. Шум, гул голосов, крики, слезы. Моя плачущая мама как заклятье произносит одну-единственную фразу:

— Леша, Леша, ну, как же так, ну, почему, а как же я?

— Ну, не плачь, Люся, это ненадолго, месяца на два, ну, самое большее на полгода, и я вернусь...

...Почти все мужское население было мобилизовано на фронт. В деревнях остались только женщины и дети, на плечи которых легли все тяготы военных лет. А в городе... У многих мужчин Автозавода была бронь — как оголить производство, если продукция завода шла прямиком на фронт?

До 1 сентября 1944 года, пока не стала первоклассницей, я ходила в детский сад №22, построенный в 1937 году. Он и теперь работает. Помню жуткие бомбежки. Естественно, главным объектом фашистских налетов был автозавод. И еще — Канавинский мост. Единственный в ту пору связывавший нагорную и заречную части города. Самым высоким зданием тогда в Автозаводском районе был радиусный дом. И чтоб как-то эту «мишень» оградить от бомбежек, его закамуфлировали, окрасив в разные цвета: желтый, черный, красный... Снаружи он выглядел как обгоревший после пожара и стоял в таком виде очень долго, до конца войны.

Тишина погребов

...Город бомбили в основном ночью. До сих пор помню жуткий вой сирены перед налетами. Помню, как люди, наскоро прихватив детей, документы и одеяла, бежали в бомбоубежища. В 4 и 5-этажных домах они были вырыты прямо во дворах, в земле. Это были такие погреба коридорного типа с земляными лежанками-лавками, на которых в полной темноте и холоде сидели все, кто за время звучания сирены успел туда войти. Едва начинали бомбить, дверь в убежище закрывалась — кто не успел, оставался в своих квартирах. И тишина в этих погребах была жуткая, даже дети не плакали. Сидели смирно и мы, когда во время дневных налетов нас, детсадовцев, отводили в подвал соседнего с садиком дома № 2 по ул. Ватутина. Потом мы слышали от взрослых, сколько людей погибло, какие цеха автозавода разрушены. Наши щитковые дома по проспекту Молотова (сегодня — пр. Молодежный), а попросту «щитки», тоже подвергались бомбежкам. Как-то раз бомба угодила прямо в бомбоубежище. Жертвы были огромные. А другая упала рядом с домом, дом загорелся, бомба же ушла под землю на глубину 3 метров и не взорвалась. Это случилось в 5 часов утра.

Прозрачный хлеб

...Моя мама работала все время в цехе запчастей и, чтоб не опоздать на смену, очень рано меня будила. В садик я приходила первая. Там в это время был только сторож, который растапливал в кухне печь, чтоб повар успел вовремя приготовить нехитрый завтрак. Чувство голода не покидало меня все эти годы. Есть хотелось всегда. Помню, как я с одной девочкой, обследуя внутреннюю территорию детсада, наткнулась на дверь, ведущую из кухни во внутренний двор. Открыв ее, мы увидели тамбур, где стоял мешок с сухими картофельными очистками. Какое же это было лакомство! Я не помню имени этой девочки, не помню имени воспитательницы. Но хорошо помню внешность и имя нашей заведующей — очень полной и медлительной Миры Савельевны. Ее сын Валя девяти лет сидел в столовой всегда с нами за одним столом. И еще помню, как в детсаду очень тонко нарезали куски хлеба. Так тонко, что мы через них, как через сетку, разглядывали все, что происходило за окном во дворе.

Еще одно воспоминание. Возле нашего дома, на месте убежища, построили маленький дощатый магазинчик, куда привозили хлеб. Женщина-продавец в белом халате непонятно зачем обмакивала в банку с водой большой нож, резала буханки и клала порции на скальные весы. Иногда они не дотягивали до положенных по карточкам граммов, и тогда она докладывала на скалу кусочки со спичечный коробок или кусочек сахара-рафинада. По дороге домой я эти кусочки съедала. Хлеб выкупался каждый раз за следующий день. Однажды я предложила маме:

— Давай съедим весь этот хлеб сейчас!

— А завтра? — забеспокоилась она.

— Потерпим.

— Нет, этого делать нельзя!

— Мам, когда я вырасту, я тебе куплю сразу 2 буханки хлеба! — пообещала я с детской наивностью. Еще хотела добавить «белого», но не решилась. А мама вдруг взмолилась: «Да не дай Бог, если война еще столько продлится!»

Тапки для... валенок

...Было не только голодно, но еще и холодно. Наша восьмиметровая комната в коммуналке была на 1-м этаже, и наружная стена всю зиму была промерзшей в комнате до инея. Печку топили торфом, но, чтоб он загорелся, надо было его разжечь хоть какими-нибудь щепками. Мама нашла выход: стала эти щепки потихонечку отрывать от единственной мебели в нашей комнате — комода. Его хватило на одну зиму.

Время шло, из одежды я вырастала, обувь изнашивалась... Когда мои валенки стали совсем дырявые, мама на них пришила свои тапки, чтоб пятки не чувствовали снег на дороге.

Мне шел уже седьмой год, и я хорошо помню, как по автозаводским улицам девушки в солдатской одежде вели (другого слова не подыщешь) аэростат — большую (величиной с трамвайный вагон), наполненную газом «колбасу» серого цвета, служившую воздушным заграждением. И еще в памяти остался тяжелый, густой звук заводского гудка, который оповещал о начале рабочего дня. Гудел он всегда басом, громко, тревожно.

С фронта маме приходили треугольнички писем от брата Алексея. Крестный не курил, и ему вместо махорки, полагавшейся бойцам, выдали деньги, которые он переслал маме. Она тогда на «хитром» рынке купила поношенное платье и алюминиевую миску. А в 1943-м в нашем доме появился радиорепродуктор — такая большая черная тарелка. Мы ее повесили над кроватью. Не выключали никогда, слушали сводки с фронтов. Но первое, что я услышала по радио... полонез Огинского.

Тетрадки из-под утюга

...В 1944 году я пошла в 1 «д» класс школы №19 — ныне известная 126-я. Тогда она была женской школой. В классе — 40 девочек, возраст — 7, 8, 9 лет. Всего было 6 первых классов. Впервые в школу пришла учительницей и наша Антонина Николаевна. Господи, какое было счастье, когда впервые всем девочкам-первоклашкам выдали школьную форму: кашемировые платьица. Каждому классу — своего цвета. Нашему достались кирпичного. Красота!

На 40 учениц выделили всего 16 букварей. Книжки были толстые, грязные, потрепанные, тяжелые от слишком долгого употребления. Плохо было не только с учебниками, но и с тетрадками. Их попросту негде было приобрести. Мама приносила с работы мятую, рваную бракованную серую оберточную бумагу, в которую уже нельзя было упаковывать запчасти, и я из нее, толстой и жесткой, с вкраплениями каких-то опилок и щепочек, делала себе тетради. Разглаживала тяжелым чугунным утюгом, нагретым на печной плите, а потом разлиновывала каждый лист и в 2, и в 3 косых, и в клеточку. Как-то в один из вечеров, когда мама была на сутках, к нам зашла Антонина Николаевна. Она часто навещала своих учениц — это входило в ее обязанности. Потом вспоминала: я сижу перед топящейся печкой и учу уроки.

...Наступил год победы — 1945-й. Ближе к осени вернулся с фронта Алексей. Слава Богу, живой! Прошли годы. Да не прошли — пролетели. Мне уже 31 августа исполнится 76 лет. Нет с нами ни моего крестного, ни Антонины Николаевны. Но все равно они в моем сердце. Так же, как и девчонки из нашего 1 «д». Так хочется пообщаться хоть с кем-нибудь из моих одноклассниц. Я могла бы многое им рассказать о нашей Антонине Николаевне, с которой поддерживала отношения до ее последнего вздоха. Знаю, что никто из ее первых учениц после окончания школы с ней не встречался...

...Светлая память всем погибшим! Здоровья всем победившим, выжившим и помогавшим выжить в ту войну.

Подготовила Лада КОЗОНИНА.

• Фото из личного архива Т. Н. Гагаркиной.