«Не быть ни для кого поводом к соблазну». Этого правила протоиерей Александр Бухвостов придерживается и в семье, и на приходе

Тетя Зина сшила замечательный костюм. Китель, как в лавре. Она ездила к преподобному Сергию, там подсмотрела, в чем ходят семинаристы, а потом изготовила такой своему любимцу. Саша был в алтаре, когда туда вошел владыка Иерофей (Соболев).

— Ух ты, какой нарядный! И кем будешь, когда вырастешь? — он рассматривал китель.

— Монахом.

Архиерей улыбнулся:

— Ну, когда будешь монахом, я тебе все свои кресты отдам. Все они Александру Бухвостову не достались. Но один владыка Иерофей на него надел. Когда рукополагал.

Батюшка родом из Арзамаса. Отца его тоже звали Александром. Он работал токарем на заводе, как теперь старший брат протоиерея Александра Бухвостова. А мама была бухгалтером. Когда родился Саша (разница между детьми, кстати, целых 18 лет), она, чтобы быть посвободней, устроилась на работу поваром в детский приемник-распределитель. Мама всегда была очень верующей. Сейчас — монахиня София, подвизается в Арзамасском Свято-Николаевском монастыре.

С владыкой

Говорят, благочестие по роду ведется. У нашего героя прадедушка очень благочестивый был. В храм ходил из Нового Усада в Арзамас, а он от села в 17 километрах. Звали прадеда Иваном, а фамилия — Покатигрош. Сиротой рос. Люди дали ему имя в честь Иоанна Предтечи, отчество — от святителя Николая, а поскольку не имел ничего, фамилию получил соответствующую. Служил в рекрутах, революцию пережил. Скромный, трудолюбивый очень, и никто слова бранного от него не слышал. Маленькую Соню, внучку, брал с собой в церковь.

И ее сын с младенчества был в храме. А время-то советское... Отец Александр вспоминает, как однажды в детском саду с него сняли крестик. Тяжко стало на душе, будто важное что-то потерял.

Мальчику было шесть лет, когда в его жизни появился архимандрит Иерофей (Соболев), впоследствии епископ Балахнинский, викарий Нижегородской епархии.

— Я с четырех лет помогал на службе в нашем Воскресенском соборе, — рассказывает батюшка. — Привык подавать кадило, ходить со свечой. А тут пришел монах, у него и одежды необычные, мантия — длинный шлейф. У меня тогда появилась обязанность мантию носить... Он к нам, ребятишкам, просто, по-отечески относился. И вообще был очень добрый, старался не обидеть человека. Мы нашкодничаем, а он пожурит-пожурит, а потом видит: расстроился ребенок — подзовет: «Ну, ты прости меня, не сдержался, прости...» Простой очень был. Сядет с нищими поговорить. А ему кто-то еще копейку подаст. А что, он в подрясничке просто, без панагии. Не все ж его знали.

Одно из самых ярких воспоминаний детства — как его, четырехлетнего, взяли в алтарь. Это было необъяснимое чувство! За царскими вратами для него открылся особый мир. Именно там в детском сознании или подсознании возникла мысль о том, чтобы всю свою жизнь служить Богу. С тех пор и игры у Саши стали не как у других ребят. Возьмет покрывало, банку на веревочке. И начинает «кадить». А то еще позовет маму и бабушку — и давай им «проповедовать».

В начале пути — село

Стать священником хотелось, но в переходном возрасте Александр решил попробовать себя «в миру» и поступил в профессионально-технический лицей. Специальность выбрал строительную: плиточник-мозаичник, плюс маляр-штукатур. Подумал тогда, церкви восстанавливают, такие профессии понадобиться могут. И, по Промыслу, на практику опять же в храм попал. В арзамасскую церковь Святого Духа, к отцу Сергию Жулину. И строил там, и алтарничал. И тогда окончательно понял, что должен принять сан.

— Чувствую, что не могу без этого. Не могу, и все! — вспоминает отец Александр.

Он женился и рукоположился вскоре. На Рождество — во диакона, 18 марта на Крестопоклонной неделе — в иерейский сан. Это был 2001 год. Митрополит Нижегородский и Арзамасский Николай (Кутепов) сказал тогда молодому священнику: «Хотел тебя оставить при соборе. Но, думаю, нужно увидеть другую жизнь, понять ее трудности. Самое лучшее для начала священнического пути — село. Там есть все: разбитый храм, который надо строить, несостоявшаяся община, которую надо собирать. Судно для своего плавания нужно строить самому. Не утонешь — будешь жить».

Первым храмом в его жизни стал Троицкий в селе Новоселки Арзамасского района. Настоятелю было всего-то двадцать лет. Но мужчина становится мужчиной тогда, когда берет на себя ответственность. За семью, за дело. Отец Александр взял ответственность за юную свою матушку, будущих детей и вверенную церковь.

Не быть ни для кого поводом к соблазну. И в семье, и с прихожанами — это правило он определил для себя в начале служения и придерживается его всю жизнь. Там, в Новоселках, он трудился в меру своих способностей и возможностей. Не для себя. Для Бога и ближних. И люди это оценили, батюшка на селе пользовался уважением.

— Храм достался разрушенный: ни окон, ни дверей, — рассказывает священник. — Крышу сделали, купола поставили и начали служить. Денег не было, собирали помаленьку с прихожан. Пришлось самому и красить, и штукатурить, и плотничать. Хочешь — строгай, хочешь — пили, хочешь — кладку клади. Есть куда руки приложить. Мне, молодому человеку, это было интересно.

Около шести лет прослужил священник Александр Бухвостов в Новоселках. Потом были Вад, Нижний, Гнилицы, а три года назад он стал благочинным на Автозаводе.

Три сестрицы

Так уж Господь управил, что на каждом приходе в семье Бухвостовых появлялся ребенок. Девочка. Три дочери подрастают у отца Александра и его супруги Светланы. Обвенчались они с ней совсем молоденькими. Ему — двадцать, ей — семнадцать. Светлана ходила в храм в Свято-Николаевский монастырь в Арзамасе вместе со своей мамой. И мать Александра тоже там бывала. Родители решили их познакомить. Александр собирался рукополагаться, жениться надо было. Пошел он в монастырь на девушку посмотреть. А дальше оказалось как в поговорке: «Собиралась — по расчету, оказалось — по любви». Друг другу они очень понравились, вскоре и обвенчались. Батюшке всегда почему-то трех дочек хотелось. Так и вышло. Наталья, старшая, родилась в Новоселках. Местные бабушки ее очень любили, нянчили. Елизавета появилась на Ваду, а Васюта — Василиса — это уже настоящая горожанка. Три дочери, как в сказках.

Несколько лет назад Наташа Бухвостова стала победительницей областного конкурса по составлению родословных. В школе предложили поучаствовать, и Наталья с папой активно взялись за дело. В результате у дочки первое место, но не только это ценно для отца Александра. В арзамасском архиве он изучил метрические книги и узнал своих родственников до пятого колена. Теперь их поминает. А корни его — в том самом селе Новый Усад, пожалованном в свое время князю Багратиону, герою войны 1812 года. При нем там строился Троицкий храм, который и ныне действует. Почти 200 лет прожили на этой земле предки протоиерея Александра Бухвостова. И были крепки в вере. Иначе не манил бы так их потомка храм Божий и мир за царскими вратами.

В детстве Александр Бухвостов с родителями часто ездил по монастырям. Либо в Троице-Сергиеву лавру, либо в Псково-Печерский. Обитель на границе с Эстонией стала для него в те годы удивительно близкой.

— Жили мы там весь отпуск, — рассказывает отец Александр. — Родители трудничали, я просто жил: бегал, играл, ходил на службы, помогал, чем мог. Вспоминается монастырский двор, коровник, службы, колокольный звон, отец Тихон Шевкунов, который тогда был иподьяконом у наместника... Я когда его книгу «Несвятые святые» прочитал, просто в детство вернулся. Люди, про которых он рассказывает, знакомы мне.

Например, наместник архимандрит Гавриил. Мы испытали его суровость на себе. У нашей семьи был духовный наставник — отец Иероним. Однажды мы беседовали с ним в келейке. Она была как приемная в монастыре. Здесь разные духовники принимали посетителей: отец Иоанн (Крестьянкин), отец Иероним, отец Досифей. Сидим мы в этой приемной, и заходит наместник. Как он нас пропесочил! Видимо, и неприемный день был у отца Иеронима, и, по правилам, один священник и один человек должны находиться в келье, а тут еще женщина и мальчик. А службы у наместника были такие торжественные! На Успение, престольный праздник, все устилали травой, цветами. И когда священники служили, мальчишки и девчонки держали их головные уборы.

Старчество действительно существовало в этом монастыре. Псково-Печерские старцы ребятишек где по головке погладят, где шоколадку дадут, где слово скажут. Помню, как мы, мальчишки, бежим по коридору, а отец Иоанн (Крестьянкин) спускается из своей кельи. С пакетом маленьких шоколадок, и всем раздает эти гостинцы. Но больше запомнилось, как батюшка общался с другими людьми. Он был просто исполнен любви. И какая-то детская простота... Даже если журил кого-то, говорил громко, но с любовью. Вот подходит молодая пара: «Батюшка, благословите на брак» — «Пока не благословляю. Приезжайте попозже». Или вот за этого помолитесь, он пропал. «Ничего, ничего. Он найдется», и, действительно, узнаем потом, что нашелся. А кто-то с девушкой познакомился, хочет связать с ней жизнь. «А ты привези ее сюда, а там посмотрим». Или человек еще ничего не спросил, а старец ему: «Ишь чего удумал! Не надо этого делать, не надо».

Еще запомнились пещеры. Ни запаха тления, ни страха. Только благоговение. Ведь молитва, труд, послушание, братская исповедь настолько приближают человека к Богу... И очищают его, делая сосудом любви и благодати Божией.

Материалы страницы подготовила Надежда МУРАВЬЕВА