На Южном Буге
Вспоров ночную мглу, с сухим треском взлетела ракета. Черная маслянистая поверхность реки осветилась текучим желтым светом, безжалостно обнажив одинокую лодку. Николай и старик Шевчук с размаху плюхнулись на ее полузатопленное дно, плотно прижались щеками к скользким смоленым доскам. Вода забиралась в уши, в нос. Затаили дыхание.
Ну, сейчас... Вот сейчас ночную тишину разорвет злобный лай пулемета, и беззащитные прогнившие борта лодки прошьет длинная очередь.
Но нет, вокруг тихо... Лизнув сетку дождя, ракета с шипеньем растворилась во тьме, не долетев до воды. Старик молча взял в обе руки легкую деревянную лопату, служившую ему кормовым веслом. Вновь мирно зажурчала, тихо заулюлюкала под лодкой речная вода. Вновь знобящий дождь с тихим шелестом ткал свою бесконечную сетку. Беспечный ветерок, ссорясь с дождем, путал его тонкие водяные нити и змеистой струей скользил по поверхности реки.
«Может, подпускают поближе, — подумал Николай. — Или живыми взять хотят? Ну, нет...»
Он перекинул в левую руку автомат, в правой крепко сжал противотанковую гранату:
«Будут брать — подпущу и... себя вместе с ними...»
...А еще утром была непролазная грязь на дорогах. Цепко хватающая за ноги глина. Застрявшие по обочинам автомашины и беспрерывно двигающиеся на запад танки, тягачи, самоходки... Постоянный рокот моторов и оглушительный гул орудий. Слипающиеся от недосыпания глаза...
Механизированный корпус генерала Кравченко прорвался к Южному Бугу. Батальон, в котором служил сержант Николай Лобачев, получил задание форсировать реку и, захватив плацдарм, обеспечить переправу основных сил.
Хмурым дождливым вечером танки вышли на берег Буга. Река их встретила огромным, но далеко не праздничным фейерверком: мост взорвался на глазах советских воинов. Большой грязно-свинцовый фонтан воды, вперемешку с обломками и огнем, стремительно взметнулся к небу и медленно опал в реку. Будто сорванные ветром мертвые листья тальника, закружилась на медленно успокаивающейся поверхности глушенная рыба. Не успели... Да, как ни спешили советские воины, но не успели — фашисты в последнюю минуту взорвали мост...
Позднее, этим же вечером, Николая срочно вызвали в штаб, временно расположившийся в селе Красноселки.
Майор Крапивин пытливо осмотрел высокого сержанта с несколько утомленным, но твердым и открытым взглядом карих глаз и, видимо, остался доволен. Одобрительно кивнул на медали:
— Ого! Сразу две «За отвагу»! Где получили?
— Одну — в боевом крещении под Сталинградом, товарищ майор! Другую — на Западном фронте под Оршей!
— Добре... А дом где у вас?
— Горьковчанин я... До войны работал на Горьковском автозаводе, — ответил Лобачев, недоумевая: неужели для этого его вызвали в штаб.
— Так... Сегодня 13 марта 1944 года. Вы не суеверны? — усмехнувшись, вдруг спросил Крапивин.
— Нет, товарищ майор! — серьезно ответил Лобачев.
— Задача, гвардеец, такая: сегодня скрытно переправитесь через Буг на подручных средствах. Одним словом, выполните то, с чем пока не справился батальон. Участников операции выберете сами. Задание опасное, но оно важное, нужное нам.
— Слушаюсь, товарищ майор! Будет выполнено! Разрешите идти?
...«Будет выполнено». Легко сказать... А как перебраться на правый берег? Кого взять с собой, чтоб не обидеть других и не ошибиться в выборе. Он подобрал пятнадцать человек. Со многими из них воевал еще под Сталинградом. И, конечно же, в первую очередь взял своего лучшего друга, весельчака и балагура рыжего сибиряка Виталия Шадурского.
Затем во всей остроте встал вопрос: на чем переправляться? Стоял сосулистый март. К ночи прибрежные болотистые заросли дружно бледнели от инея. Река окаймлялась хрустальной корочкой льда. По утрам ее поверхность дышала холодными туманными клубами.
Фашистами были угнаны даже маленькие рыбацкие лодки. Но вездесущий Виталий Шадурский разведал: у старика Шевчука есть лодка. Пошли к старику.
...Во дворе белой низенькой, будто присевшей на корточки, хатки лысый морщинистый старик чинил разрушенный взрывом плетень. Увидев солдат, неторопливо отложил топор, подошел. Из-под густых, кустистых бровей угрюмо смотрели светлые глаза. Да, глубокое клеймо наложило варварское нашествие! Не скоро еще повеселеют глаза людей, вынесших долгий кошмар гитлеровской оккупации, не раз смотревших в холодное лицо смерти, потерявших своих родных, близких...
— У тебя, отец, говорят, лодка есть? — сразу же спросил напористый Виталий Шадурский.
— Лодка? Ну, допустим...
— Давай скорее, где она? — нетерпеливо тряхнул рыжим чубом Виталий. — Время не ждет!
— Ишь, скорый. А тебе, служивый, зачем она?
— Давай, давай, не разговаривай, свои же забирают! — и Шадурский по-хозяйски оглядел двор.
— Вижу, что не немцы...
— Погоди, Виталий, — сержант Лобачев отстранил друга и положил руку на плечо старика. — Выручайте, товарищ Шевчук, лодка очень нужна. А зачем — сами должны понимать, — Николай кивнул на противоположный берег.
— А-а-а... Для этого — с нашим удовольствием. Когда лодка потребуется?
— Она сейчас нужна.
— Сейчас?.. Вот ведь задача-то...
Старик сокрушенно вздохнул, взял вилы и спокойно стал раскидывать заваленный сеном угол сарая.
— Старик, время не ждет! — опять напомнил Виталий.
— Ты, рыжий, меня не торопь! Не торопь, говорю. Я, сынок, ее четвертый год прячу... — старик поддел огромную копну, и тут под сеном обнаружилась какая-то колода. Солдаты бросились помогать Шевчуку, и вот перед ними лежит узкая щелястая лодка.
— Да, рассохлась... А шпаклевать нечем — все тряпки ироды отобрали...
Старик задумчиво почесал лысую голову, вздохнул и ушел в дом. Виталий разочарованно осматривал лодку:
— Вот-те на-а... Посудина.
На крыльце вновь показался старик.
— Нате. Из этого ладная будет шпаклевка, — старик вынес добротный, черный, несколько старомодный костюм с узкими, английского покроя брюками. — Сохранил от нехристей... Дорог он мне: еще для свадьбы со своей старухой, царствие ей небесное, приобрел. Ну, что же вы? — старик вынул нож, и не успели солдаты моргнуть, как он ловко полоснул вдоль штанины. — Ладная будет шпаклевка.
Неожиданно сухо треснул сучок. Было слышно, как резко качнулась прибрежная ветка. Лобачев поднял гранату...
— Карр! — лениво взмахивая крыльями, над лодкой пролетела ворона. Старик сердито проводил ее глазами: ох, не к добру раскаркалась!
Николай знаком приказал сушить весло. Лодка мягко ткнулась в скрытый темнотою берег. Прислушались — тихо. Вскинув автомат, Лобачев ступил на скользкую глинистую землю — опять тихо. Старик ждал. Наконец Николай молча оттолкнул лодку: значит, надо ехать за остальными. Шевчук двинул веслом. Ночная мгла, обняв лодку, бесшумно скрыла ее из глаз.
Николай шагнул вперед и сразу же ткнулся каской в жирную липкую стену. Обрыв? Да, обрывистый берег. Немного прошел вправо, протянул руку — пустота. Будто слепой крот, ползком долго обследовал берег — так и есть, овраг. Кажется, лучшего места для сбора и не найти.
Тем же путем стал возвращаться. Вдруг сапог, потеряв опору, скользнул вниз, и Николай с размаху грохнулся в огромную воронку. Впереди тут же отчетливо щелкнул затвор.
«Фюй-и-ить» — это посвист Шадурского. Губы привычно вытянулись: «Фюй-и-ить!» — ответно раздался еле слышный полуписк, полупосвист условного сигнала. Сразу же в воронку один за другим соскользнули солдаты: Виталий Шадурский, сибиряк Григорий Гринцов, юный комсомолец из Смоленска Василий Обозный, рядовой Аракелян...
«Ого, уже все пятнадцать человек? Долго же я провозился в этом овраге», — обеспокоенно подумал Николай и тронул за плечо Шадурского, что означало: «делай, как я». Виталий в точности повторил жест, тронув сержанта Полухина, тот, в свою очередь, сержанта Беляева... И вот, вытянувшись гуськом, шаг в шаг, будто ночные призраки, они беззвучно двинулись к оврагу.
Осторожно, чтобы не звякнула, Лобачев вынул из чехла саперную лопату и стал окапываться. Глухо шлепали пласты глины. Чавкала вода. Внизу — еще промерзлая земля. В напряженной, гнетущей неизвестностью тишине казалось, что эти шорохи слышны за версту, что немцы уже давно следят за ними, что сейчас, вот сейчас среди них разорвется мина, что... Что только не покажется в такую минуту, когда нервы напряжены до болезненного предела, о чем только не передумаешь и что не придумаешь в томительном ожидании! Но ожидание в планы Лобачева совсем не входило.
— Шадурский, Рубахин, Пеленев! В разведку!
Три молчаливые тени бесшумно скользнули мимо и тут же растаяли... Вновь потянулись минуты ожидания.
Дождь перестал. Лица солдат стали ласкать холодные, нежные снежинки. Вязкая грязь покрылась тонкой ломкой корочкой. Руки онемели. Ноги затекли. Намокшие за ночь шинели задубенело коробились и, казалось, оглушительно гремели от каждого неосторожного движения.
Небо посветлело. На его фоне в густом утреннем мареве вырисовались рваные края оврага, поросшего мелким кустарником. А на дне — темно. Здесь еще пряталась ночь.
Где же разведчики?
...Грохот разрыва был ответом на этот невысказанный вопрос. Быстрая молния пулемета сверкнула вдоль оврага. Бледное полотно неба прострочили трассирующие цепочки. Истерически завизжали мины. Утренняя тишина лопнула!
Откуда-то сверху свалились долгожданные разведчики. Запыхавшийся Виталий Шадурский волок за собой станковый пулемет.
— Товарищ сержант! Нарвались на огневую точку. Нас заметили, и ее пришлось ликвидировать. Основное местоположение врага выяснить не удалось.
— Ничего, Виталий, они сами пожаловали! — указал Лобачев на дальний край оврага, где, пригибаясь, быстро мелькали тени. Перед ними, почти не гаснув, мелькали огненные ленты — гитлеровцы бежали, непрерывно стреляя наугад, прямо перед собой.
— Приготовиться к бою! — приказал Лобачев и выхватил противотанковую гранату.— Вперед! За Родину! Ур-р-а-а-а!
«Ура», множась в эхе, загремело по крутым склонам тесного оврага. Вскочив, бойцы швыряли лимонки и, казалось, бежали прямо в разрывы собственных гранат. Впереди сквозь утреннюю дымку показались дома. «Маньковка! Если немцев не выбить из села, то переправа будет под угрозой!» — решил Николай и, бросившись вперед, увлек за собой пятнадцать отважных.
Крайние хаты горели. Густой сизый дым клубами стлался по земле. «Нарочно подожгли, гады: что-то хотят предпринять за этой дымовой завесой»,— сообразил Лобачев.
— Село брать с левого фланга! В обход! За мной! — крикнул сержант и повернул назад к заросшей ольхою балке.
Повинуясь приказу, солдаты последовали за ним, не понимая, зачем повернули обратно, когда немцы бегут, а до села рукой подать. Но, забежав во фланг, они убедились в разумной дальновидности своего командира: прикрываясь дымовой завесой, с южного края села по задворкам спешно продвигалась гитлеровская пехота. Нечего сказать, хорошенькая была бы им встреча на северном краю! Немцы, очевидно, думают, что на правый берег Буга скрытно переправились крупные советские части. Что ж, пусть думают и атакуют пустой, овраг. Тем лучше для нас!
— Шадурский, со мной! Остальные на южный край села. За старшего — сержант Гринцов! — быстро распределил силы Лобачев и, вскинув автомат, ворвался в центр села. Виталий, верный друг, рядом, плечом к плечу. Его рыжие волосы пламенеют, развеваясь на ветру. Весело сверкает голубоватый, ледок зубов! Играет на лице яркий румянец! Вперед, друг!
Внимание друзей сразу же привлек просторный двухэтажный особняк, у крыльца которого стоял неподвижно застывший часовой. Рядом — легковая машина. Несколько мотоциклов. В дом и из дома, сталкиваясь в дверях, торопливо вбегали: и выбегали озабоченные солдаты и офицеры. Тревожно' гудели многочисленные провода. Штаб!
Не сговариваясь, друзья повели автоматами слева направо — тяжелый свинцовый дождь вбил обезумевших фашистов в густую придорожную грязь. Легковая машина, разбрызгивая придорожное месиво, ринулась было в переулок, но Виталий с силой швырнул гранату — и колеса машины, визгливо закрутились в воздухе.
— Молодец, Виталий, круши их гадов! — восторженно крикнул Николай.
Он не слышал, как приглушенно хлопнул из окна одинокий выстрел, и не видел, как Шадурский, схватившись рукою за сердце, выпрямился и медленно, будто подрубленный дубок, упал на землю. Обернулся Николай; бросился к другу, но уж яркий румянец сменился неровной бледностью. И лишь бездумный ветерок игриво шевелил его волосы, как прошлогоднюю траву.
Николай встал. И дома, и изуродованная машина, и неловко лежащий Виталий на миг сломались сквозь влагу непрошенных слез. Погиб друг... Николай выпрямился... Ну, держитесь!!! Широко размахнувшись, швырнул противотанковую гранату в темные окна двухэтажного дома.
— Вот вам поминки по Шадурскому!
Нет штаба — нет гитлеровцев. Лобачев вынул ракетницу, и одна за другой небо прочертили огненные кометы. Задание выполнено! Переправа вне опасности!
Указом Президиума Верховного Совета СССР нашему земляку Николаю Лобачеву и посмертно Виталию Шадурскому присвоены звания Героев Советского Союза. За оказание действенной помощи в осуществлении данной операции старик Шевчук награжден орденом Красного Знамени...
Николай Гаврилович Лобачев прочно связал свою жизнь с армией. Он служит и сейчас политработником полка. Иногда ему приходится рассказывать солдатам о форсировании Буга, о гибели Виталия Шадурского, о старике Шевчуке. Кстати, старик Шевчук по-прежнему живет в Красноселках и часто вспоминает, как помогал на своей рассохшейся лодке форсировать Южный Буг.
Г. А. КУЗЬМИН
Возможно, Вам будут интересны следующие статьи:
№№ | Заголовок статьи | Библиографическое описание |
---|---|---|
51 | Елисеев Николай Трофимович | Елисеев Николай Трофимович // Герои Советского Союза – горьковчане. – Горький, 1981. – С. 90 |
52 | Кабалин Николай Петрович | Кабалин Николай Петрович // Герои Советского Союза – горьковчане. – Горький, 1981.- С. 109 |
53 | Ковалев Тимофей Федорович (1907-1966) | Ковалев Тимофей Федорович (1907-1966) // Герои Советского Союза – горьковчане. – Горький, 1981.- С. 118 |
54 | Крайнов Степан Матвеевич | Крайнов Степан Матвеевич // Герои Советского Союза – горьковчане. – Горький, 1981.- С. 137 |
55 | Отблески вечного огня | Отблески вечного огня // Труд и подвиг историю пишут / сост. Г.А. Кузьмин. – Горький, 1981. – С. 143-152 |
56 | Матвеев Павел Яковлевич (1915-1945) | Матвеев Павел Яковлевич (1915-1945) // Герои Советского Союза – горьковчане. – Горький, 1981.- С. 165 |
57 | Мотков Петр Иванович (1919-1972) | Мотков Петр Иванович (1919-1972) // Герои Советского Союза – горьковчане. – Горький, 1981.- С. 178 |
58 | Плотников Федор Васильевич (1904-1972) | Плотников Федор Васильевич (1904-1972) // Герои Советского Союза – горьковчане. – Горький, 1981. – С. 208 |
59 | Поющев Алексей Иванович (1923-1944) | Поющев Алексей Иванович (1923-1944) // Герои Советского Союза – горьковчане. – Горький, 1981. – С. 214 |
60 | Сергунин Иван Иванович | Сергунин Иван Иванович // Герои Советского Союза – горьковчане. – Горький, 1981.- С. 238 |