Молчун под маской Фигаро

Он в шутку сравнивает себя с Паваротти: "У Паваротти-отца голос лучше, чем у самого Лучано Паваротти. В этом мы с ним схожи, так как мой отец тоже поет лучше, чем я. Но схожи мы только в этом!.."

Скромно?! После "Севильского цирюльника" и "Призрака оперы" зрители его долго не отпускают продолжительными аплодисментами и традиционными театральными возгласами "Браво! Бис! Круто!", а он до сих пор смущается, когда девушки выносят ему на сцену цветы.

Справка:

Сергей Миндрин. Коренной нижегородец. 34 года. Близнец по гороскопу. Инженер-физик по первому образованию и лирик в душе. С 1995 года является солистом Нижегородского камерного музыкального театра, исполняя партии ведущего баритона. Лауреат Международного конкурса 1996 года. С марта 1998 года — художественный руководитель театра, но говорить об этом не любит, считая, что сделал в этом новом для себя качестве еще очень мало.

— Сергей, насколько мне известно, Вы — Лауреат Международного конкурса. Что это был за конкурс?

С. М. — Он назывался "Петербургский ангажемент" и на него приезжали даже из Франции. Много выступило молодых талантливых ребят из Москвы, Прибалтики. Питер был представлен практически всеми театрами. Так как он задумывался в первую очередь как театральное состязание, то, в отличие от традиционных конкурсов вокалистов, имел свою специфику: актерские качества певцов оценивались наравне с их вокальными возможностями. Это определило для меня и выбор программы и способ ее подачи. Например, ария Роберта из оперы Чайковского "Иоланта" (я пел ее на первом туре) сначала звучала в привычном варианте, потом вдруг в аранжировку врывались синтезаторы, "мой" Роберт надевал черные очки, менял внешность и допевал арию уже в современном, попсовом варианте "а-ля Филипп Киркоров". Хочу сказать большое спасибо за эту остроумную идею замечательному музыканту, концертмейстеру нашего театра Владимиру Родионову. В результате первое и второе места получили солисты Мариинского театра Владимир Самсонов и Федор Кузнецов, ну а третье — я.

— А что было до этого третьего места? Почему Вы стали именно вокалистом, а не водителем, учителем или, скажем, инженером?

С. М. — Сначала я все-таки побыл немного инженером. Я же закончил физико-техничсеский факультет нашего Политеха. Проработал после окончания полтора года в конструкторском бюро. А петь я начал еще студентом, в самодеятельности.

— Вы учились в Политехе?! Но почему Вы туда поступили?

С. М. — Тогда я увлекался точными науками. Мне нравилась физика, я закончил тридцать шестую школу с математическим уклоном. Так что, исходя из всего этого, мне прямой путь был в Политехнический институт. Учась в десятом классе, я посещал специальные подготовительные курсы, участвовал в различных вузовских Олимпиадах. И все было бы нормально, если бы не проснулись какие-то зачатки голоса и я не "заболел" бы театром и пением. Это тоже не на пустом месте возникло. Дело в том, что у меня в семье много поющих и имеющих голос. Прежде всего — мой отец, у которого голос значительно лучше моего. Кроме того, у него есть три брата, которые также имеют замечательные голоса и всю жизнь пели и поют в самодеятельности. Как-то профессионально у них с этим не сложилось: кто-то строитель, кто-то энергетик, кто-то преподаватель. Ну а я вот решился попробовать себя на профессиональной сцене и поступил в консерваторию.

— Сколько же лет Вам тогда уже было?

С. М. — 24 года.

— Не поздновато?!

С. М. — Это нормально для певцов-мужчин, потому что голос окончательно формируется где-то к 20-22 годам. Так что, в моем случае это было совсем не поздно. Да и вообще, такие решения принимаются не сразу, не вдруг. Человек начинает заниматься, дела идут. Если они идут хорошо, то встает вопрос: сможет ли он прожить без пения, без сцены?

— И Вы решили, что не сможете?

С. М. — Видимо, да. Да и сама жизнь показала, что я не ошибся. Надеюсь, что занимаюсь действительно своим делом. После окончания консерватории какое-то время проработал в "Санкт-Петербург Опера", попав туда, как я считаю, по воле Случая. Ехал по приглашению в театр Петрозаводска, но путь лежал через Питер, а там уже и вмешался Случай...

— Переманили?!

С. М. — (смущенно улыбнувшись) Ну я не та фигура, которую заманивали бы к себе столичные театры. Просто, видимо, что-то разглядели во мне на прослушивании и также сделали приглашение. Естественно, что выбор я сделал в пользу Санкт-Петербурга. Два года, там проведенные, стали для меня серьезной школой. Я многому научился, практически встал на ноги.

— Но почему тогда оттуда ушли и вернулись в Нижний Новгород?

С. М. — Скорее больше по причинам бытового и семейного характера. Родился ребенок и мы вернулись.

— Сергей, Вы можете сейчас вспомнить свой первый выход на сцену в качестве певца-профессионала? Что это была за роль?

С. М. — Поначалу это была ма-а-аленькая роль в спектакле, который мне безумно нравится. Он называется "Viva la Mama!" ("Да здравствует мама!") и, по-моему, идет только в "Санкт-Петербург Опера". Это очень интересный комедийный спектакль с очаровательной музыкой Доницетти и замечательной режиссурой Александрова. Уже точно не смогу сейчас вспомнить, что за персонаж был у меня. Так сказать, восьмой любовник в третьем гареме. Ну а уже где-то через год там же я сыграл Энрике в опере того же Доницетти "Колокольчик". Это и была моя первая и большая серьезная роль.

— В репертуаре камерного музыкального театра есть мюзикл, лирическая опера, прикольная-опера-буфф, оперетты — жанровый разброс Ваших ролей впечатляет. Что Вам близко как исполнителю, какая партия?

С. М. — Любимой назову, пожалуй, партию Фигаро. Во-первых, она хорошо ложится на мой голос. А во- вторых, Фигаро — это тот герой, которым мне, может быть, хотелось бы быть. Это не значит, что я такой по жизни. Как раз в этой роли я нахожу для себя то, чем природа в моем характере меня обделила.

— То есть исполнитель и герой сливаются в одно целое?

С. М. — Не думаю. Прсто происходит что... То, что мы играем на сцене, это жизнь эфемерная, к настоящей имеет мало отношения. Но иногда в спектакле бывают удивительные мгновения: тебя вдруг охватывает пьянящее ощущение реальности происходящего. Нечто подобное, наверное, каждый из нас испытывал в сновидениях, когда эмоциональные впечатления очерчены гораздо ярче, чем в реальной жизни. Такие мгновения случаются нечасто, но, к счастью, никогда не остаются незамеченными зрителем. Они рождаются только при его самом активном участии. Мне кажется, что именно из-за таких мгновений зритель и идет в театр...

— До выхода на сцену остались считанные секунды. О чем Вы думаете в этот момент?

С. М. — Мысленно обращаюсь к Всевышнему и молю об удаче. Как и любой другой артист, я достаточно суеверен, но каких-то специальных талисманов у меня нет. Хотя забавных историй по этому поводу знаю немало. Например, один мой знакомый певец не выходил на сцену, не положив в карман довольно "круглую" сумму денег. Я давно его уже не видел и не представляю, как он сейчас поет. В том смысле, что не знаю, удается ли ему при нынешней жизни находить каждый раз эту самую сумму денег. Проще, все-таки, поступать как Паваротти и класть в карман согнутый гвоздь. Ну а если серьезно, то бывают моменты, когда оттуда, из-за кулис, публика кажется пастью огромного дракона и может запросто тебя слопать, а может и согреть своим дыханием. Как получится. Момент удачи тут очень важен.

— Кстати, о публике. Как Вы считаете, среди зрителей есть такие, что пришли не просто в Музыкальный театр хорошо отдохнуть, а именно "на Сергея Миндрина"?

С. М. — Можно, конечно, стыдливо спрятать глазки и протянуть: "Ну-у-у я не знаю-у-у..." Нет, знаю! Такие люди есть. Их, может быть, совсем немного, но они все-таки есть. (Хитро улыбнувшись) Так почему бы об этом не сказать?!

— Не имея специальной подготовки, Вы поступили в консерваторию, по окончании ее смогли заинтересовать питерских профессионалов, и уже через год получили большую роль. Да Вы везунчик!

С. М. — В некотором роде — да. Надо не хотеть многого от жизни, быть умеренным в желаниях человеком. Именно таким я себя и считаю. У меня нет ощущения, что я чего-то недополучил. У каждого человека есть потолок потенциала, которым его одарила природа. Если это касается артиста музыкального театра, то это, в первую очередь, голос, музыкальность. Я совершенно четко даю себе отчет, каким голосом владею, знаю все его плюсы и минусы. Мое дело, как профессионала, подчеркнуть эти плюсы и заретушировать минусы. Сейчас я имею возможность в этом всем совершенствоваться. По мере того, как мне это удается, я начинаю в арифметической прогрессии получать что-то от жизни. Я не жду, когда на меня все само свалится. Считаю, что если чего-то недополучаю, значит, я этого еще сам не заработал. Или это находится уже выше моего "потолка".

— Спектакль окончен. Костюм снят. Грим смыт. Какой он, Сергей Миндрин, вне сцены, вне театра? Можете охарактеризовать себя в двух-трех словах?

С. М. — Этакий пассивно созерцающий окружение. Мне нравится слушать людей и не нравится перебивать, вставляя какие-то свои реплики. Молчун вобщем.

— А основное Ваше времяпровождение вне театра? Как насчет увлечений-развлечений?

С. М. — Да у меня практически вся жизнь в театре проходит! Здесь я и режиссер, и певец. Еще работаю в Арзамасском оперном театре, играю там три-четыре спектакля в месяц. Так что почти все время, что я не занят в театре, я или в дороге, или учу что-то новое. Ну а если появляются какие-то свободные минутки, то отдаю их сыну. Он уже большой, ему почти четыре года, и требует внимания, внимания, внимания. К сожалению, мне это редко удается. Он же в курсе всех дел в театре, может часами распевать мои партии.

А если честно, то иногда хочется просто побыть дома одному и окунуться в то, что итальянцы называют "dolce fare niente" — "прекрасное ничегонеделание". Но пока это — только в мечтах!