Комсомольский билет Юрия Смирнова

Князев В. Комсомольский билет Юрия Смирнова / В. Князев, А. Чебурашкин // За Отчизну, свободу и честь! : очерки о Героях Советского Союза – горьковчанах. – Горький,1964. – Кн. 2. – С. 262-269

Отбросив ногами трупы гитлеровцев, бойцы распахнули дверь в блиндаж и замерли от неожиданности. В полумраке, на кресте, наскоро сколоченном из грубых досок, белело тело распятого человека. Голова его была прибита к доске двумя ржавыми гвоздями. Гвозди были вбиты также в ладони рук и подъемы ног.

На столе, среди недопитых бутылок и разбросанных в беспорядке бумаг, бойцы обнаружили красноармейскую книжку и комсомольский билет №21064756 на имя Юрия Смирнова и протоколы допроса. Под каждым вопросом в протоколе стояли слова: «Он молчит»…

Он лежал на грязном полу, и что-то острое впивалось ему в спину и в бока. А какое-то чудовище, — уставившись в упор кровавым глазом, медленно тянулось к нему когтистыми лохматыми лапами. Юрий знал: надо ударить по этой страшной морде, перешибить эти костлявые когтистые лапы, но не мог пошевелиться. Руки, ноги, все тело были как будто налиты свинцом. И ужасно хотелось пить. И еще хотелось, чтобы пошел дождь. Он знал, что если пойдет дождь, то чудовище исчезнет.

И дождь пошел, обрушив на него целый поток воды. Но чудовище не исчезло. Оно только вдруг стало меняться на глазах. Та же отвратительная морда с белесыми бровями. Те же когтистые лапы, поросшие рыжей щетиной, но на левой — часы. Тик-так!.. Тик-так!..

Как громко они тикают! Или это стучит в груди его собственное сердце? Тук-тук!.. Тук-тук!..

Как он попал сюда, в этот полутемный блиндаж, пропитанный запахом пота и солдатских сапог?

— Очнулся, гаденыш?! Так ты будешь говорить или нет? Будешь? — голос звучал сначала на низких нотах, а затем переходил в какой-то поросячий визг. — Говори, сколько танков!

Переводчик мог не переводить слова офицера. Юрию было все равно, что тот сказал.

— Опять молчишь, сволочь?! Тебе, видно, мало?.. Или, может, ты все забыл?..

Нет, он ничего не забыл. Танк №119, рыча мотором и лязгая гусеницами, мчался, ведя огонь на ходу. Березовая рощица со стремительной быстротой летела навстречу. И из-за рева танков совсем не было слышно пулеметов, строчивших из рощи по десантникам.

— Держись, парень! — это было последнее, что услышал Юрий. А потом внезапная острая боль в плече и темнота... И этот блиндаж. Наверное, танки ушли дальше, а его подобрали у той самой березовой рощи, из которой били пулеметы. И первое, что он почувствовал, когда пришел в себя, — ноющая боль в плече.

— Ну, так как же? Будешь отвечать? — это спросил грузный немец, сидевший за столом. Теперь Юрий вспомнил и этого немца. Именно он первый сшиб Юрия ударом кулака в лицо, а затем пнул его кованым сапогом по раненому плечу. От страшной боли Юрий потерял сознание. А когда очнулся, немец наклонился над ним, поднял его за ворот гимнастерки и начал осыпать ударами лицо. Бил долго, приговаривая: «Молчишь? Молчишь? Отвечай, куда пошли танки!» Но Смирнов молчал.

Юрия избивали до тех пор, пока он не терял сознания. Потом обливали холодной водой из ведра и снова били.

— Номер танка?! — Молчание.

— Какой полк? — Молчание.

Теперь к Юрию подошел тощий лейтенант в пенсне, в новом щегольском мундире и в фуражке с высокой тульей. Глядя на него, Юрий подумал, что офицер недавно попал на Восточный фронт. И вдруг заметил, что немец еще совсем молодой, лет двадцати двух-двадцати трех. Но на рукаве у него резко выделялась повязка со свастикой.

— Не хочешь отвечать? Ну, ладно, сейчас захочешь! — лейтенант сделал знак двум дюжим солдатам, сидевшим на скамейке. Те сорвали с Юрия одежду и заломили ему руки. Юрий застонал.

— О! Он чувствует боль! Ну, ничего, я же сказал, что он заговорит, — лейтенант ударил его по животу шомполом. — Отвечай же! Куда они пошли? Зачем?

Юрий молчал. В мыслях он был далеко от этой полутемной норы... Сейчас он стоял навытяжку перед командиром роты Зеленюком.

На рассвете 24 июня 1944 года, после мощной артподготовки, полк перешел в наступление и, прорвав долговременную оборону врага, стал продвигаться в направлении Орши. К вечеру гвардейцы подошли к деревне Шалашино, где у гитлеровцев был опорный пункт. Все подступы к переднему краю немцы прикрывали массированным огнем.

Ночью старший лейтенант Зеленюк получил приказ — подобрать танковый десант из числа добровольцев.

— ...Товарищ гвардии старший лейтенант...

— Сказал, не возьму! — Зеленюк не спал уже несколько суток, устал и был раздражен. — Останешься во взводе связи.

— Но ведь я же...

— Тебе сказано — выполняй приказ и точка! — Оторвавшись от бумаг, Зеленюк взглянул на Смирнова. На засаленной и испачканной пороховой гарью гимнастерке при свете спиртовки поблескивали комсомольский значок и значок гвардейца.

— Ну, что же ты? — несмотря на тусклый свет в блиндаже Зеленюк сразу же заметил, как побледнело лицо Юрия, а губы упрямо сжались.

— Товарищ гвардии старший лейтенант, я должен отомстить за отца. Он погиб на Волге...

...Нет, никогда Юрий не скажет своим мучителям, зачем и куда пошли наши танки. Он-то отлично знает, что это был отвлекающий ночной удар. Внезапным штурмом немецких позиций наше командование сбило гитлеровцев с толку. А тем временем основная масса советских танков уже прорвалась в глубокий тыл врага.

— Большевистский ублюдок! Мы заставим тебя говорить. Ты будешь отвечать! — как сквозь сон, доносятся до Юрия голоса приходящих в ярость гитлеровцев.

Юрий хорошо помнит тот день, когда его принимали в ряды ленинского комсомола.

Как-то после ночных учений (Юрий с товарищами проходил учебу в качестве десантника в одной из танковых частей) к нему подошел комсорг роты:

— Ну, Смирнов, сегодня на собрании будем рассматривать твое заявление...

«Мне вручили комсомольский билет, — пишет Юрий домой. — Это большой документ, мама. Я его ношу в грудном кармане, около сердца. На правой стороне груди у меня значок советского гвардейца. Верь, мама, я не посрамлю чести своей семьи, своего города, своей Родины. Малодушием и трусостью я не запятнаю высокого звания комсомольца-гвардейца».

Гитлеровцы били Юрия кулаками, ногами, выворачивали руки и ноги, перебивали ему пальцы. Совершенно озверев, стали бить его шомполами по голому телу, колоть кинжалами.

— Говори, русская свинья, куда пошли ваши танки! Сколько их? Говори — и мы сохраним тебе жизнь.

Угрозы не помогали; тогда немцы пускались на уговоры, а затем снова сыпались угрозы и удары. Но Смирнов молчал.

...На войне Юрий увидел многое. Сожженные города и села. Трупы замученных гитлеровцами людей. Слезы на глазах женщин и стариков. Поседевших детей. И в душе росла ненависть к фашистским выродкам, принесшим смерть и разрушения на нашу землю.

Но когда Юрий, шестнадцатилетний рабочий Горьковского автозавода, пришел в райвоенкомат проситься добровольцем на фронт, он знал обо всем этом только по газетам да понаслышке.

— А-а, это ты опять, — отрываясь от вороха документов, встретил Юрия дежурный («Беда с этими мальчишками!»). — И без вас тут обойдутся. Ну, иди, иди. Видишь, люди ждут.

Юрий ушел из военкомата только тогда, когда надо было заступать на работу. — Ну, что кислый? Опять не взяли? — грустно усмехнулся мастер.

— Ничего, выше нос. Какие твои годы! Успеешь еще повоевать на своем веку. Это мне уже не придется, — говорил он, поскрипывая протезом. — Отвоевался. В 20-м под Житомиром... Ладно, давай за работу.

А на следующий день Юрий с товарищами снова осаждал дежурного по военкомату. Однажды ему даже удалось прорваться к самому военкому. Военком хмуро посмотрел за влетевшего к нему в кабинет парня:

— Знаю, знаю. Говоришь, добровольцем послать? А если, все на фронт пойдут, кто же в тылу работать будет? Сколько лет?...

Юрий замялся. Хотел сказать «восемнадцать», да не хватило духу обмануть этого пожилого военного. И смущенно проговорил:

— Шестнадцать с половиной...

— Ну вот, видишь. Заявление твое я читал. Придется подождать немного. Не можем мы детей на фронт посылать.

— А как же в гражданскую, товарищ военком? Разве мало ребят воевало? А Петька — пулеметчик у Чапаева был? А Павка Корчагин? А в партизанах сейчас их сколько!..

— Ну... у нас здесь не партизанский отряд. Это ты должен ясно понять, если хочешь идти добровольцем в армию. Когда надо будет, мы тебя призовем, А пока ты должен работать на заводе. Понятно?

— Понятно...

Но Юрий все-таки добился своего. Как-то примчался из военкомата домой взволнованный:

— Ухожу на фронт, мама.

...Сильный удар в лицо... Юрий глухо застонал. Но ниточка воспоминаний не оборвалась. Понимал ли он, что уже не выйдет живым из этого блиндажа?: Сознавал ли, что это подземелье станет для него могилой?

Юрий никогда не считал себя героем. Если бы его спросили, об этом, он наверняка бы ответил, что никакой он не герой. И даже не из очень храбрых.

Разве не страшно было идти первый раз в атаку? Разве не страшно было идти вперед, когда над тобой свистят пули, а рядом то и дело разрываются снаряды и гранаты? Один за другим падают сраженные товарищи. Кажется, что земля трясется под ногами от взрывов, от топота многих ног, от громкого «ура», заглушающего даже канонаду.

Самое страшное было — вставать с земли после того, как залегли под пулеметной очередью. Казалось, только приподними на несколько сантиметров голову — и все. А если встать во весь рост?

—И все же, когда командир отделения приказал Смирнову найти замаскированный немецкий пулемет, Юрий пошел. Пошел, забыв о страхе, потому что таков был приказ. И нашел пулемет, ловко спрятанный немцами и заставивший всю роту прижаться к земле. Пулемет был уничтожен, и рота снова пошла в атаку.

А назавтра снова бой. Снова гудела земля, снова рядом падали убитые и раненые товарищи. И снова, забыв про страх, за минуту до этого наливавший свинцом руки и ноги, Юрий стрелял на ходу из автомата, шел, ложился, поднимался и опять шел.

..Очнувшись в немецком блиндаже, Юрий испытал приступ тошноты. Был ли это страх или просто было нехорошо от сознания своей слабости перед лицом врага и оттого, что уже ничего нельзя сделать, — кто знает... Вряд ли Смирнов отдавал себе отчет в этом.

Чтобы успокоить себя и вытерпеть пытки и истязания, Юрий прислушивался: может, вот сейчас дверь блиндажа распахнется и придут наши, может, сейчас рядом раздастся родное русское слово... Но ничего этого не было. Юрий вслушивался до тех пор, пока не терял сознания от боли.

— Ну, комсомолец, сейчас ты у нас запоешь по-другому?

Только тут Юрий заметил грубо сколоченный из двух досок крест. «Когда они его сколотили? Сколько сейчас времени? Что сейчас: утро, вечер, день?..»

— Так мы тебя последний раз спрашиваем: куда пошли танки? — Юрий не ответил.

— Черт возьми! — заорал кто-то из офицеров. — Паршивая свинья! Ты будешь распят на кресте! Понятно тебе или нет?

Гитлеровцы в упор смотрели на Юрия. А он лежал молча и глядел в потолок. Наконец-то он понял, зачем здесь этот грубый крест: такой крест он видел в детстве на иконах. Губы комсомольца по- прежнему были плотно сжатыми. Ни словом, ни стоном не выдал он своего страха или смятения.

Теперь Юрий знал, что свои не успеют его спасти. A смерть все же лучше, чем то, что он уже испытал. Самое главное — он ничего не сказал врагу. Рядом с собой на полу он ощутил рукой что-то липкое и понял: это кровь, его кровь. На секунду ему стало жалко себя, израненного, слабого и беспомощного. А затем вспомнил о матери, оставшейся совсем одной после ухода на фронт дочери Люси, о подруге Верочке. Думают ли они сейчас о нем? Конечно, думают!

— Ну, хватит, пора кончать эту комедию! — взвизгнул молодой тощий Офицер. — На крест eго!

...Нет, смерть не была легче пыток. Когда в ладони вытянутых рук начали забивать ржавые гвозди, Юрий хотел кричать, кричать во всю силу своих легких. Но он молчал... Последнее, что он отыскал глазами,— свой комсомольский билет среди вороха исписанных бумаг на столе...

— Изверги! — с ненавистью выдавил из себя ворвавшийся в блиндаж вместе с бойцами старший лейтенант. И гвардейцы неожиданно увидели, как на обветренном, загрубевшем лице молодого командира появились слезы. Никто не удивился этим слезам. Никто не удивился и тогда, когда старший лейтенант неожиданно грубо выругался и, сев на стул, обхватил руками голову.

— Какие звери! — повторял он. — Какие звери!..

А затем окинул взглядом своих солдат. На их лицах, пожилых и совсем еще юных, с жесткой небритой щетиной и с только пробивающимся пушком он видел одно — ненависть к палачам, желание мстить, мстить без пощады.

И боевые товарищи отомстили врагу за смерть Юрия Смирнова. В «котле» под Оршей была уничтожена немецко-фашистская дивизия генерал-лейтенанта Траута. Та самая дивизия, палачи из которой замучили комсомольца Юрия Смирнова.

Одна лишь рота, в которой служил Юрий, истребила в рукопашных схватках до двухсот фашистов, захватила батарею дальнобойных орудий и железнодорожный эшелон с паровозом, взяла в плен 60 гитлеровцев, первой в дивизии вплавь переправилась через Неман и вступила в Восточную Пруссию — и все это за месяц со дня гибели героя.

Известие о героическом подвиге Юрия Смирнова облетело все фронты, всю страну.

Мать Юрия Мария Федоровна получила в эти дни сотни писем от фронтовиков. В этих письмах бойцы и командиры Красной Армии выражали восхищение мужеством ее сына, его стойкостью и титанической выдержкой.

Советское правительство высоко оценило подвиг гвардейца. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 6 октября 1944 года гвардии рядовому Юрию Васильевичу Смирнову было посмертно присвоено высокое звание Героя Советского Союза. Навечно зачислен Юрий Смирнов в списки 1-й мотострелковой роты Н-ского полка.

Глубокой осенью 1944 года Советская Армия заканчивала разгром немецко-фашистской группировки, в Восточной Пруссии. Еще шли ожесточенные бои, когда Мария Федоровна приехала в часть к боевым друзьям Юрия. Долгий путь проделала она от Макарьева до Восточной Пруссии.

Как родную мать, встретили воины Марию Федоровну. Газеты и журналы на фронте и в тылу обошли тогда запомнившиеся всем фотографии. Пожилая женщина в простом русском платочке среди воинов подразделения и части, в которой служил Юрий Смирнов. Вот Мария Федоровна с усыновленным ею бойцом-гвардейцем Юрием Образским. Коротко остриженный молодой боец чем-то очень напоминает ее погибшего сына. А вот парад в части в честь приезда матери Юрия Смирнова.

— Я была на немецкой земле и проклинаю гитлеровцев, распявших моего сына, — сказала Мария Федоровна, обращаясь к фронтовикам. — Прошу вас, сыны мои, гоните, бейте гитлеровцев, мстите им за все злодеяния.

Над белыми палатками сгустился вечерний сумрак. Кончился еще один трудный солдатский день.

— Равняясь! Смирно! По порядку номеров рассчитайсь! Расчет окончен. В торжественной тишине замерли вытроенные для вечерней поверки гвардейцы 1-й мотострелковой роты.

— Гвардии рядовой Смирнов! — гулко раздаваясь среди сосен, как будто тоже замерших по стойке «смирно», звучит голос старшины.

Герой Советского Союза гвардии рядовой Юрий Васильевич Смирнов пал смертью храбрых в бою за свободу и независимость нашей Родины.

И снова на мгновение воцаряется все та же торжественная тишина.

...Пал смертью храбрых. Юрию Смирнову выпала тяжелая доля. Он пал в трудном бою. Он один выстоял в жестокой моральной схватке с озверевшим врагом. Дух воина-комсомольца оказался сильнее пыток и истязаний, которыми хотели сломить его палачи. Подвиг молодого гвардейцам значительнее, что его смерть дала Родине сотни и тысячи Смирновых, готовых в любую минуту, не задумываясь, дать за Родину свою жизнь, как отдал ее Герой Советского Союза автозаводский паренек гвардии рядовой комсомолец Юрий Смирнов.

В. КНЯЗЕВ, А. ЧЕБУРАШКИН.

Возможно, Вам будут интересны следующие статьи:

Количество общих ключевых слов с данным материалом: 1
№№ Заголовок статьи Библиографическое описание
111 На днепровских кручах Тельной И. На днепровских кручах // За Отчизну, свободу и честь! : очерки о Героях Советского Союза – горьковчанах. – Горький, 1975. – Кн. 4. – С. 138-146
112 Прыжок за Одер Губанков Н. Прыжок за Одер // За Отчизну, свободу и честь! : очерки о Героях Советского Союза – горьковчанах. – Горький, 1975. – Кн. 4. – С. 215-223
113 За строкой наградного листа Тельной И. За строкой наградного листа // За Отчизну, свободу и честь! : очерки о Героях Советского Союза – горьковчанах. – Горький, 1975. – Кн.4. – С. 83-89
114 Зинов Николай Владимирович Зинов Николай Владимирович // Герои Советского Союза – горьковчане. – Горький, 1972. – С. 102
115 Жизнь в горении Палий Г. Жизнь в горении // За Отчизну, свободу и честь! : очерки о Героях Советского Союза – горьковчанах. – Горький, 1967. – Кн.3. – С. 8-18
116 Рядовой Волков Пащенко П. Рядовой Волков // За Отчизну, свободу и честь! : очерки о Героях Советского Союза – горьковчанах. – Горький, 1967. – Кн. 3. – С. 42-48
117 Ярость благородная Лапин Б. Ярость благородная // За Отчизну, свободу и честь! : очерки о Героях Советского Союза – горьковчанах. – Горький, 1967. – Кн. 3. – С. 164-172
118 Комиссар 5-й партизанской бригады Казанцев А. Комиссар 5-й партизанской бригады // За Отчизну, свободу и честь! : очерки о Героях Советского Союза – горьковчанах. – Горький, 1967. –Кн. 3. – С. 309-315
119 Огонь всем экипажем Крутов И. Огонь всем экипажем // За Отчизну, свободу и честь! : очерки о Героях Советского Союза – горьковчанах. – Горький, 1967. – Кн.3. – С. 19-25
120 Один против взвода Травницкий В. Один против взвода / В. Травницкий, Л. Тюльников // За Отчизну, свободу и честь! : очерки о Героях Советского Союза – горьковчанах. – Горький,1964. – Кн. 2. – С. 39-45

Страницы