Как рождается картина

Имя Валерия Хазова, члена Союза художников России и Международной ассоциации изобразительных искусств — АИАП ЮНЕСКО, автора сотен работ, выполненных в разных техниках и жанрах, в долгом представлении не нуждается. Накануне 60- летия мастера, которое будет отмечаться 1 мая, собственному корреспонденту газеты удалось встретиться с известным в стране нижегородским художником и не только побеседовать о его творчестве, но и соприсутствовать при таинстве создания будущих картин.

Валерий Иванович живет на два дома. В Нижнем находятся его мастерская и детская школа искусств, которую вместе со своим знаменитым учителем и другом Дмитрием Арсеньевым они создали 17 лет назад. А Большое Болдино — его малая родина, место трудов и вдохновения — сюда художник приезжает так часто, как только появляется малейшая возможность. Вот и сейчас, улучив несколько ясных апрельских дней, выпавших на выходные, он приехал в болдинские края поработать на пленере.

— Мне повезло, что я родился здесь, — говорит художник. — Посмотрите, какая красота вокруг: холмы, перелески, овраги... Даже великий Пушкин испытал в наших краях небывалый творческий подъем. Да и все, кто бывает здесь, отмечают необыкновенную ауру этих мест. Смотрите, какие виды! Все это трогает сердце и вдохновляет на творчество.

Мы едем в его маленькой машине по трассе по направлению к селу, Валерий Иванович рассказывает:

— Вот к Слободе подъезжаем, здесь я учился в 9 — 10-м классах. Из своего родного села Язы — вон там, справа, за лесочком, восемь километров отсюда — каждый день туда и обратно напрямик через поле ходили. Там сейчас почти никого не осталось, а раньше хорошее село было, молодежи полно, школа-восьмилетка... В школе-то я и начал рисовать. Мой учитель Федор Николаевич Туршатов, вечная ему память, увидев, как я малюю, сказал: «Что-то есть», — и начал со мной заниматься. Все азы рисования он мне дал, он же и посоветовал не бросать это дело.

После школы я в Горький на автозавод устроился художником-оформителем. Там меня под свое крыло Петр Иванович Тактаров взял. Мы с ним на заводе оформительскую революцию сделали: всю наглядку переделали. На главный конвейер нарисовали и повесили лозунг такого размера (полтора на двадцать два метра!), что его с дороги видно было. «Молнии» выпускали через день-два. Вслед за нами вся остальная заводская агитация вынуждена была подтянуться. Он научил меня работать много и быстро. Параллельно я учился в школе художников-оформителей у Михаила Михайловича Корбатова. Их нет уже никого, моих учителей, — не только живописи, но и жизни... Потом я занимался оформительской и художественно-постановочной деятельностью в Болдине, Тольятти, а в 1979 году снова в Горький вернулся. Вон, смотрите, какой видок хороший! Остановимся?

Мы вышли из машины. С заднего сиденья Хазов извлекает планшет с прикрепленным к нему листком бумаги, карандаш. Тут же точными, выверенными штрихами набрасывает эскиз: крутой овраг, с северной стороны которого еще лежит снег, стройная елочка на вершине, яркое весеннее солнце, облака... Пару минут, и рисунок готов.

— Доделывать дома буду, — отвечает он мне на мой удивленный вопрос. — Можно было бы и здесь, часто прямо на натуре я и акварель наношу, но сегодня мало времени.

Едем дальше, Валерий Иванович продолжает:

— Я люблю на машине работать. Куда надо, туда и поехал. Здесь у меня все: и бумага в запасе, и краски, и чай в термосе. Холодно, зимой — прямо из машины рисую. Я всю область объездил: за Волгу, на Узолу, Керженец, Линду... В Павлове, на Бору бываю. Частенько вместе с друзьями-художниками ездим на Горьковское море. Но больше всего наши, болдинские просторы люблю: краше их нет!

Действительно, природа вокруг чудная, так и просится запечатлеться.

— Для меня этюды — главное в работе, — признается художник. — Именно здесь, я считаю, проявляется творчество. Рисунок с натуры получается реалистичнее, натуральнее как-то... Некоторые мои друзья фотографируют виды, а потом пыхтят: рисуют с фотографии. Ну это же не то, ребята! На этюды надо ходить! Да разве фотография передаст вон ту фиолетовую дымку над рощицей, голубые дали, вишневые кустики вербы с распустившимися пуховками? В природе каждую секунду меняются оттенки неба, светотени — разве статичное изображение передаст всю игру подлинных оттенков? А поехали во Львовку? — неожиданно предлагает он.

— Поехали!

— Роща Лучинник, — продолжает показывать окружающие красоты мой необычный гид. — В это время года она не слишком привлекательна, но совсем скоро бордовые сейчас верхушки берез приобретут совершенно фантастический золотистый оттенок проклевывающихся из почек листочков, а осенью она станет действительно золотой!

Деревня Львовка, расположенная сразу за рощей, еще несколько лет назад была населенной. Сейчас здесь живет один постоянный житель, он же и охранник господского дома-музея Пушкиных. Знаменитая липовая аллея («сколько раз я ее писал», замечает Хазов), маленький прудик. С его берега он рисует старую церковь в глубине парка: потемневшие от времени бревна, шатровую крышу, зеленую луковку купола. Стрелочкой помечает направление солнца на рисунке. Снова поражаюсь стремительности полета карандаша по бумаге:

— Сколько у вас картин?

— Не считал. Несколько сотен, наверное. Оформленных их у меня около сотни, а без рамок — целая стопа в мастерской. В фондах разных музеев и выставок хранятся, дарю много, я не считаю. В основном акварель. Это моя любовь. Ничто не сравнится с прозрачной прелестью акварельного листа. Эта техника наиболее профессиональна: ее же не перепишешь, не замажешь, чуть ошибся — вся работа насмарку. И только акварель дает ощущение естественности изображения, движения. Особенно в пейзажах. Портреты тоже, конечно, пишу, но реже. Маслом иногда. Сейчас вот как раз планирую сделать большой портрет маслом Александра Сергеевича в полный рост, в его первый приезд в Болдино в 1830 году. К юбилею поэта. А как же не писать Пушкина? Здесь же все им пропитано, везде он. Портрет Ивана Киреева, самородка болдинского, собирателя и рассказчика пушкинских историй, хочу нарисовать. Много, много еще хочется сделать, сколько еще не успел. Время подхлестывает. Знаете, как и Репин, говорю про себя: «Я прожил целую жизнь, но так мало сделал». Чем больше делаешь, тем больше хочется.

— Ученики есть у вас достойные?

— Ученики есть, много учеников. Все годы с момента открытия я продолжаю преподавать в школе искусств и ремесел «Изограф». Есть интересные дети, участники различных выставок, фестивалей. Но станут ли они художниками, покажет время. Знаете, в чем проблема? В 15-летнем возрасте появляются другие интересы, приоритеты. А вот если парень перешел этот рубеж и рисовать не бросил — все, уже не бросит. Двоих ребят сейчас готовлю к поступлению в художественное училище. Главное ведь — не просто научить детей рисовать, важнее мировоззрение художника им привить, умение смотреть и видеть. И еще трудолюбие большое. Он все должен уметь делать: и холст на подрамник натянуть, и рамку сделать, и паспарту под готовую работу оформить, и выставку свою организовать.

— Вы выставки свои сами организуете?

— А кто же за меня это сделает? Агентов у нас, провинциальных художников, нет. Конечно, мне проще, меня знают, приглашают. В начале года хорошо прошла выставка в Арзамасе. Недавно открылась моя юбилейная выставка в Нижегородском государственном выставочном комплексе на площади Минина. В Пушкинские дни буду выставлять свои работы в Болдине, осенью — запланировано в Саранске.

— В юбилей принято подводить какие-то итоги. Вы довольны своей судьбой?

— Да нормально все. Ну не был бы я художником, был бы трактористом — тоже творческая работа. Я же деревенский, неизбалованный. В свободное от работы время на балалайке бы играл. А что вы улыбаетесь, я и вправду неплохо на балалайке играю, даже сочиняю для себя. Сочинил вот тут посвящение своему дяде, от него у меня любовь к этому инструменту. Но рисовать бы все равно рисовал!

— Вы признанный в стране мастер, ваши работы высоко ценятся. А вы — богатый человек?

— (Улыбается.) Мне богатств не надо. Знаете, если художник богат — это уже не художник — коммерсант. Все необходимое для моей работы у меня есть. Остальное — мне не нужно.

— Как отметите свой юбилей?

— Отмечу! И в Нижнем, и в Болдине — с друзьями. У меня много друзей, товарищей.

— О чем-нибудь мечтаете?

— Мечтаю. Мечтаю накупить побольше холстов, бумаги, красок и уехать работать. Чтобы что-то стоящее создать, художник должен остаться с холстом один на один. В компании, за столом, не сделаешь ничего. Рассеешься, развеешься, а дело не сделаешь. А так еще хочется многое сделать!

Т. Кудрявцева