Как Хрущев чуть не забрал Коноваленко в пограничники

Вчера знаменитому вратарю могло бы исполниться 70 лет...

О том, что в горьковской хоккейной команде появил­ся новый молодой вратарь Виктор Коноваленко, я впервые узнал на целине из какой-то добравшейся до нашего вагончика центральной газеты. Нашего земляка в статье называли открытием, предрекая ему большое спортивное будущее. А после победы нашей сборной на чемпионате мира 1963 года Вик­тор стал частым гостем в нижегородском эфире.

ОТМЕЧАЛ ПОБЕДУ... В ПОДВАЛЕ

...Виктор тогда героически вы­стоял весь чемпионат. Но самым тревожным выдался последний матч с канадцами. Нам надо было обязательно выиграть с разницей в две шайбы. И буквально до са­мого конца игры мы вели в счете с отрывом аж в три гола, но за четы­ре секунды до финальной сирены канадцы нам забросили вторую шайбу. И вот розыгрыш на пятач­ке у наших ворот. Стоит игрокам Брауна еще раз нам забить, и не мы, а они чемпионы мира. По-мо­ему, это были самые длинные четыре секунды в моей жизни! За это время канадцы как минимум могли два раза поразить наши во­рота. Но Виктор ложился под шайбу, принимал ее на себя и не дал-таки ей пересечь линию ворот. Все! Мы чемпионы мира!

Через два дня Виктор должен быть дома, а значит, гостем наше­го эфира. Мы поехали встречать Коноваленко на Московский во­кзал. Поезд пришел, восьмой ва­гон на месте, а Коноваленко нет.

— Так он же в Дзержинске вы­шел! — сообщила проводница. — Там его автозаводцы встречали. Он мне сказал, что из Дзержин­ска он быстрее до дома доедет.

Я стал звонить к нему домой. Застал. Поздравил с победой и говорю:

— Уговор дороже денег! Се­годня ты должен быть у нас в «Горьковских новостях».

— Саша, ты понимаешь, какое дело... Я же чемпион мира, и по­этому сегодня меня принимает наш автозаводский директор Иван Иванович Киселев, потом наш спортивный начальник Бузуев ведет меня в партком, в профком. Везде будут чество­вать. Когда же я к тебе попаду?

— А ты им всем скажи: «Меня ждут все болельщики города Горького и области. Три с полови­ной миллиона человек. Они все за меня переживали. И я должен им сказать чемпионское спасибо!»

— Ой, как ты хорошо сказал! Буду просить, чтобы они меня долго не держали... Вот что, приезжай ко мне домой в пять часов вечера.

Приехали, ждем. Жена Валя рассказывает, что во время мат­чей с участием Виктора его мама так переживала, что не могла смотреть телевизор и находиться в доме. Выбегала на лестничную площадку, ходила там от стены к стене и кричала оттуда Вале: «Какой счет?» И только когда он достигал внушительных показателей в нашу пользу, успокаива­лась и заходила в квартиру...

Было уже начало шестого, а Виктор все не приходил. Я вы­шел на улицу, и ко мне тут же подскочили местные ребятишки:

— Дядя, вы за Коноваленко приехали? А он в подвале с ис­топником разговаривает.

Я бросился вниз и застал та­кую сцену: напротив друг друга на старых табуретках возле обшарпанного ящика, накрытого клеенкой, сидят Коноваленко и мужик в телогрейке. Перед ними бутылка водки, несколько круг­ляшей колбасы, разрезанный пополам кислый огурец...

ХОККЕИСТЫ ТАРАСОВА ПИЛИ ПОД ОДЕЯЛОМ

С 1963 года наша сборная выиг­рывала шесть лет подряд и чемпи­онаты миры, и Олимпийские игры. И после каждого успеха Конова­ленко приезжал к нам на телеви­дение. Однажды я спросил его:

— А правда, что в ЦСКА у Та­расова хоккеисты в рот не берут спиртного?

— Правда, — ответил Виктор. — А как спать пойдут на базе, так пьют... под одеялом! И Тара­сов про это знает, но делает вид, что ничего не происходит...

— Ты мне скажи, как ты вообще себя там чувствуешь, в сборной, ты же один из провинции, а все остальные — москвичи, со сто­личным апломбом, с высшим об­разованием. Вон братья Майоро­вы и Старшинов собираются сда­вать кандидатский минимум...

— Да нормально себя чувствую! Все они простые ребята, только вы, журналисты, из них сверхчеловеков делаете. Им и приходится изображать себя такими, какими вы их придумали. Стоит на базу кому-то из прессы заявиться, так Слава Старшинов, Боря и Женька Майоровы сразу учебники англий­ского языка достают и между со­бой по-лондонски разговаривают.

Я знал, что Коноваленко не раз приглашали в столичные клубы: Тарасов — в ЦСКА, Чернышев — в «Динамо». А он сидел у себя в «Торпедо» не столько из патриотических соображений, сколько из-за того, что был реалистом. В Москве с тамошней конкуренцией можно было уйти на вторые роли. В «Торпедо» же ему надолго обеспечено основное место в составе. А зна­чит, и в сборную отсюда его возь­мут охотнее, чем из столичных «Крылышек» или «Локомотива».

Конечно, ангелом Коноваленко не был и режим нарушал. Но пос­ле показательных мер воздейст­вия тренеры снова призывали его под свои знамена. Сменились несколько поколений игроков, не­сколько составов, а вратарь оста­вался все тот же. До тех пор, пока не утвердился Владислав Третьяк.

Как-то я сказал Коноваленко, что в нашей стране второго та­кого вратаря, чтобы был восемь раз чемпионом мира и два раза имел олимпийское золото, боль­ше никогда не будет. Но он не согласился:

— Будет! Владик Третьяк. Он все мои рекорды превысит...

И оказался прав.

В 1964 году после второй под­ряд победы на чемпионате мира, которая была одновременно и олимпийской победой в Инсбру­ке, Виктор приехал на телевиде­ние расстроенный. Махнул рукой:

— Да боюсь, в армию загремлю! Вчера в Кремле на приеме по­дошли ко мне Хрущев с минист­ром обороны маршалом Малиновским. И Никита Сергеевич говорит: «Как ты думаешь, Родион Яковлевич, хороший из Виктора пограничник получится?» А Малиновский отвечает: «Отличный! Я на него уже давно глаз положил!»

Я слушал его и чувствовал, что не могу оставаться серьезным:

— Да Хрущев же имел в виду песню из фильма «Вратарь»! Помнишь, «Эй, вратарь, готовь­ся к бою, часовым ты поставлен у ворот! Ты представь, что за то­бою полоса пограничная идет!» А ты юмора не понял...

«УЧИТЕСЬ ИГРАТЬ У КОММУНИСТОВ!»

Чемпионат мира 1969 года. Пос­ле событий в Чехословакии в ав­густе 1968-го противостояние сборных наших стран в хоккее но­сило сугубо политический характер. Чехи стремились взять на льду реванш за наши танки на их площадях. И вот за считанные се­кунды до конца игры Иржик забил решающий гол. Я смотрел этот матч по телевизору, видел восторг чешских хоккеистов. И тут их капитан Голонка подъезжает к Ко­новаленко и что-то ему говорит...

Для того чтобы сохранить звание чемпионов мира, нам надо было выиграть последний матч у канадцев, но в то же время необходимо было, чтобы шведы обыграли чехов. Все именно так и произошло. Сбор­ная СССР вчистую обыграла канадцев, а шведы лишили сборную Чехословакии всяких надежд на первенство.

И вот заключительные кадры чемпионата мира. Награждение победителей. В центре, на самой высокой ступеньке пьедестала по­чета, Борис Майоров поднимает главную серебряную чашу и связ­ку золотых медалей. За ним вы­строилась вся команда, а первым у него за спиной стоит Виктор Ко­новаленко. Справа от Майорова, на второй ступеньке пьедестала почета, капитан чехов Голонка. Он держит над головой серебряную чашу поменьше и связку серебряных медалей. Его лицо сияет. И в это время правая рука Коновален­ко тащит Голонку за рукав, и чеш­ский капитан на мгновение накло­няется к советскому вратарю. Тот что-то ему говорит. Улыбка спол­зает с лица Голонки...

Когда Виктор вернулся в Горь­кий, то первый вопрос, который ему задали у нас в эфире, звучал так: «Что сказал вам Голон­ка после игры, которую вы про­играли, и что вы сказали Голонке после чемпионата мира, кото­рый вы выиграли?»

— Голонка подъехал ко мне и сказал: «Учитесь, коммунисты!..» А потом, когда шло награждение, я дернул его за рукав и сказал в ответ: «Учитесь у коммунистов!»

...Осенью 1972 года Виктор Коноваленко прощался с боль­шим хоккеем. Он переходил на работу в спортклуб «Торпедо». Церемонию расставания реше­но было провести во Дворце спорта перед матчем «Торпедо» — ЦСКА. Мы хотели, чтобы Вик­тор надел спортивную вратар­скую форму и на пять — десять минут встал на свой обычный пост, чтобы потом игру прервать и с почестями уйти с поля.

— Не будет этого! — сказал Коноваленко. — Это неуважение к спорту! Если я встану в ворота, то ведь никто из армейцев по-серьезному по ним бить не будет. Значит, будет игра в поддавки.

Это была позиция большого спортсмена, который, перефрази­руя слова Станиславского, любит не себя в спорте, а спорт в себе...

Договорились, что Виктор на­денет свой обычный костюм. Прикрепит к пиджаку все свои награды — и государственные, и спортивные. На ноги — ботинки с коньками. И вот так он выйдет на лед перед началом игры. Хок­кеисты обеих команд унесут триумфатора с поля. И потом начнется игра.

Все так и было. И матч был на­стоящий, бескомпромиссный, и борьба на льду была жаркая, о чем свидетельствовал счет, — 5:5.

Александр ЦИРУЛЬНИКОВ.

novosti@nr.nnov.ru