Истребитель

Липатов Н. Истребитель // За Отчизну, свободу и честь! : очерки о Героях Советского Союза – горьковчанах. – Горький,1964. – Кн. 2. – С. 343-349

Поздней осенью 1941 года на правительственном приеме в Куйбышеве лицом к лицу столкнулись уже седеющий пилот Белокопытов и молодой, только что обмундированный Виктор Чугунов.

— Борис Александрович! Вот это встреча!

— Витя... Витюша! Да когда же это ты такой вымахал? — забасил старый пилот, похлопывая Чугунова по плечу и обнимая его. — Ага! Истребитель? А ну-ка, рассказывай... Дружба была давняя. Мальчонкой Виктор Чугунов жил в деревеньке у бабушки. Дом был большой, в четыре широких резных окна, весь в зелени. Позади него, сразу за усадом, начинался обширный военный аэродром.

Семилетний мальчуган часами висел на заборе, забыв все на свете, смотрел на чудесную, необыкновенную жизнь машин. Вот здесь-то, на заборе, его и заприметил Борис Белокопытов.

— Ты что делаешь? — притворно строго прикрикнул он однажды.

— Я тоже хочу летать! — неожиданно отрезал мальчишка.

Дети часто увлекаются воздухом, и так же быстро это увлечение может смениться другим: путешествиями на луну, выпиливанием или радиотехникой, — но у Витьки оно оказалось прочным. Родители стали замечать, что сын всерьез возмечтал о небе. Когда в Г924 году семья Чугуновых переехала в Нижний Новгород и Виктора отдали учиться в канавинскую школу имени Горького, он стал клеить модели. На пожелтевшей фотографии, сохранившейся у матери, в центре большой группы детей выделяется открытое и смелое лицо мальчика. В руках у него большая модель самолета — лучшая модель, побившая все рекорды в больших состязаниях!

Шли годы. К каждому приходит та пора, когда трогательный детский мирок становится тесным, все в нем теряет свою незабвенную остроту, хочется потянуться, расправить плечи и выйти из его хрупкой скорлупы в неизведанный и многообещающий мир.

Так и Виктору его последние модели вдруг стали казаться игрушками. Воздух позвал властно, по- новому. Это было странное, почти физическое ощущение — как безотчетное желание растянуться в реке в жаркий день и плыть, плыть, не двигаясь...

Он поступил в Горьковский аэроклуб. Начались годы нелегкой учебы, требующей от человека терпения, выносливости, смелости.

Как-то на аэродроме он особенно заинтересовался планером: нехитрая штука, а как красива в полете, будто оживает в руках человека, превращается в чудесную сказочную птицу... Виктор стал активным членом планерного кружка, и вскоре ему разрешили самостоятельные полеты.

Это были ни с чем не сравнимые дни первых восторгов. Кругом спокойный голубой простор, тишина. Чуткий к малейшему твоему движению планер плывет в воздухе. Выросли вдруг у тебя за плечами крылья, и сами думы от того становятся какими-то легкими, крылатыми.

А далеко внизу наблюдали за его полетами товарищи, и пожилой инструктор серьезно говорил своим ученикам:

— Да... Чугунов, видимо, родился для воздуха...

Вскоре Виктор и сам стал инструктором-планеристом Горьковского аэроклуба, в то же время продолжая оставаться и его учлетом.

Некоторые из горьковчан помнят, как однажды в январский день 1936 года вдоль Волги плавно и совершенно бесшумно пронеслась большая краснокрылая птица. Тогда, на заре планеризма, ее полет казался бесконечным и уверенным, как парение орла. А на другой день областные газеты запестрели заголовками: «40 минут на планере!», «Успех лучшего планериста», «Удачный полет».

Этот полет совершил Чугунов. Несколько позднее, воспользовавшись хорошей погодой, Виктор поднялся в воздух на планере «Стандарт» и сразу ощутил, что этот полет проходит особенно успешно. Планер, как живой, слушается малейшего усилия руки. Вот, резко задрав нос, он сильно устремляется в высь и плавно-плавно закладывает глубокий вираж. Потом снова, как по нитке, идет по прямой... Так продолжалось четыре с половиной часа — это был серьезный рекорд. Пример Чугунова подхватили десятки молодых планеристов.

Как помогло это увлечение планеризмом приобрести впоследствии летчику-истребителю свой «стиль» воздушного боя, тот знаменитый «чугуновский почерк», который восхищал его товарищей и командиров и на Волге, и на Украине, и на далеком венгерском озере Балатон! Действительно, кто научился парить в воздухе, улавливать его малейшее движение, ценить секунды, для того воздух, что вода для рыбы: летчик его чувствует, на всякий «подвох» отвечает мгновенно и почти машинально...

Легко в те годы жилось Виктору. Здоровая вера в себя, в людей, в то, что всего на свете можно достигнуть, если есть воля и ум, породили эту неиссякаемую бодрость. И когда пароход отдал концы и повез его в Ульяновск, в летную школу, он чувствовал себя так же приподнято, как, бывало, на планерной площадке, когда нужно было побороть легкий страх, чтобы оттолкнуться от узкой опоры на вершине и начать скользить вниз, на изумрудную равнину.

Дальше все нетрудно. Удачные, но уже надоевшие полеты на тарахтящем учебном самолете У-2. Прекрасная аттестация. Потом, в начале войны, — ястребиные полеты на новой машине «Яковлев»...

Обо всем этом рассказал Чугунов своему старшему товарищу. Это была вторая и последняя встреча двух пилотов разных поколений. Пошли они разными тропами, завертелись в тревожном водовороте событий, даже не до писем было...

И все-таки вскоре дал знать о себе молодой летчик. Из края в край, из конца в конец огромного фронта прошла слава о его подвигах.

Трудно рассказать точно, правдиво и полно о боевом пути солдата, и вдвойне сложно — о подвигах летчика-истребителя. Попробуйте описать все его боевые вылеты, если их было более 250, и в каждом своя неповторимая история, с собственной завязкой и развязкой, с богатым содержанием, которого иному человеку хватило бы на целую жизнь. Расскажите-ка о тех необычно емких секундах, которые не только решают успех дела, но и вмещают в себя целиком богатую личность — мужество и самопожертвование, гнев и радость, мастерство и чувство долга, любовь к товарищу и теплоту воспоминаний о «далеких близких».

А Чугунов воевал именно так. Он любил воздух, со всей страстью молодого советского парня-комсомольца ненавидел врага и чаще многих своих товарищей бывал и трудных полетах, опасных воздушных разведках, в боях. А воздушный бой — это бой огромных встречных скоростей, где успех решается не минутами и даже не секундами, а мгновениями, когда надо передвинуть ручку управления раньше; чем появится мысль. В воздухе с бешеной быстротой мчится твой истребитель, почти с такой же скоростью движется «самолет-мишень», надо одновременно следить и за соседями, и за приборами, и за прицелом...

В израненный, непреклонный Сталинград Виктор прибыл в самые трудные дни обороны. Живой, общительный по характеру, всегда готовый позаботиться о товарище, он сразу же нашел здесь много друзей. А вскоре заметило его и командование: не все так старательно ухаживали за машиной, так любили ее, так рвались на самое трудное дело, как этот молодой летчик. В ежедневных рискованных боевых полетах он быстро мужает, оттачивает свое мастерство, будто всем сердцем срастается с грозной машиной. И редкий раз возвращается «с пустыми руками»: или коротко рапортует о сбитых самолетах, или добывает ценные разведывательные сведения, или спасает от беды товарища.

Вот, скажем, только один из многих его полетов в эти суровые месяцы боев на Волге... 12 декабря 1942 года. Крепкий мороз сковал изрытую минами и снарядами землю. В белесом, дымном небе не видно солнца. Погода, по мирным условиям, явно нелетная, а летать надо: получен приказ во что бы то ни стало провести штурмовку крупного немецкого аэродрома. Эту задачу должны были выполнять восемь грозных штурмовиков ИЛ-2, а дюжине истребителей приказано прикрывать их с воздуха. Группу прикрытия возглавил сам командир полка, а Виктору Чугунову, бывшему тогда еще командиром звена, поставили задачу вести ударную группу. Несколько минут полета — и они у цели... Но что это? Острый взгляд Виктора вдруг замечает сквозь, белесую мглу, как прямо из облака справа вываливаются одна за другой большие черные птицы: четыре... семь... девять... двенадцать! И вот уже видно, что это стремительно идущие навстречу, наперехват, Мессершмидты-109... Что делать? Превосходство врага явное, позиция у немцев выгодная... но неужели уступить, поставить под удар товарищей?

И Виктор, отдав приказ ведомым следовать за ним, сам первым врывается в центр боевого порядка немцев: один — а вокруг двенадцать воющих самолетов врага, треск пулеметов и уханье пушек... Но вот летчик быстро оглядывает все вокруг и... беззвучно смеется: «Что, нервы сдали?» Ближние «мессеры» в испуге шарахаются в стороны, остальные, боясь столкновения со своими, уходят, кто вверх, кто вниз... И нет уже у них прежнего боевого порядка — самолеты мечутся в небе, но каждый из них уже действует по отдельности» а это — как пальцы в разжатом кулаке...

На помощь приходят товарищи, сразу же закипает яростный бой — даже с земли при таком бое трудно уследить за стремительными виражами машин... Но Виктор командир, он отвечает не только за себя — за товарищей, за успех всей операции, он обязан видеть все, в доли секунды оценить обстановку, отдать приказ, придти на помощь другу... Вот краем глаза он видит: две пары «мессеров» вырвались из смертной карусели, оправились, сманеврировали — и заходят в хвост самолету командующего группой, командира полка. Виктор хватается за рычаг, молниеносно пикирует на немцев... В перекрестье прицела, совсем рядом, — хвост немецкого самолета...

Один... два снаряда из пушки — и «мессер», оставляя за собой хвост дыма, падает на далекую землю.

Но Чугунов не видит этого, — еще раньше он делает неожиданный разворот, снова нажимает на гашетку — и за первым немецким самолетом по той же смертной дороге отправляется второй... Остальные два расходятся далеко в стороны, командир спасен, а штурмовики в эти секунды беспрепятственно совершают свое дело...

К вечеру этого же дня, когда Чугунов вновь ушел в дымное небо — на разведку, товарищи говорили о нем, собравшись в землянке у командира полка:

— Виктор чувствует природу воздушного боя, — неторопливо говорил командир. Временами он умолкал, задумывался, потом продолжал свою мысль дальше. — Ну, как бы вам это лучше объяснить? И у нас в части немало опытных, смелых людей. Взглянешь на такого в бою — все вроде делает правильно: и разворот, и заход своевременный, и упреждение верное взял, а все-таки чего-то чуть-чуть не хватает. Потому и противник ускользнул от верного удара, и сам получил ответную очередь... Понимаете, «чуть-чуть»... Видали вы когда-нибудь такую картину: стоит у станка старательный ученик, а рядом — старый, опытный мастер. Первый все делает правильно, по инструкции, однако то деталь потом доводить надо, то резцы летят... Старик же подойдет, чуть-чуть что-то подправит — и все идет как по маслу.

Так же, к примеру, и у художников бывает, у писателей: лишний штрих, пара нужных слов — и на полотне, на листе бумаги все будто оживет, засияет, душу свою получит... Это «чуть-чуть» и есть настоящее искусство. Таким вот искусством обладает Чугунов: все он делает, как и другие, правильно, и в то же время «чуть-чуть» по-своему, с особой какой-то сноровкой, мгновенной сообразительностью, а это «чуть-чуть» и есть высшее искусство боя!.. Вы обратили внимание, как он по тревоге идет в воздух? Легко, быстро... Можно и не спрашивать, чья машина, — чугуновский «почерк» виден сразу...

— Да... Воздух он чувствует, как редкий из нас, — поддержал командира подвижный, острый на язык Сергей Бурназян, товарищ Виктора по первым боям на Волге. А когда ночью уже в сырой, пропахшей дымом землянке Бурназян передал весь этот разговор Чугунову, тот весело блеснул глазами, улыбнулся:

— Говоришь, «чуть-чуть» и есть искусство? Что ж, может, и верно... А немцы часто просто одним количеством берут, ничего от души в машину не вкладывают, — вот потому и бьем мы с тобой их, даже когда один на пятерых идешь...

Еще искуснее действовал Виктор Чугунов — уже командир эскадрильи — на Украине, на далеком Дунае. И там чаще всего ему приходилось сопровождать штурмовики. Летчики, собирающиеся на штурмовку, сразу веселели, когда узнавали, что с ними во главе истребителей прикрытия пойдет Чугунов.

Однажды Виктора Чугунова вызвали в штаб и сообщили, что ему, как лучшему летчику, решено вручить прекрасный новый боевой самолет, выстроенный на личные сбережения советского патриота, полтавского колхозника Власенко.

«Прошу вас, дорогие товарищи командиры, передать мою машину, созданную долголетним и честным трудом всей нашей семьи, самому храброму и опытному летчику, который больше всего любит нашу великую советскую Родину... И пусть он не даст ее повредить, и пусть собьет на этой новой машине побольше проклятых фашистских коршунов»...

С глубоким волнением читал эти строки Чугунов, клятвенно обещал далекому другу выполнить его наказ.

И оправдал: с каждым месяцем, по мере продвижения наших фронтов на запад, на фюзеляже чугуновской машины под №02, пониже надписи «подарок колхозника Власенко», появлялось все больше ярких красных звездочек, которые означали число сбитых самолетов.

А по вечерам, после напряженного боевого дня, он при свете коптилки писал на Полтавщину:

«Кажется, я не подвожу Вас, дорогой мой друг, товарищ Власенко. Вот сегодня бортмеханик нарисовал мне на борту самолета еще одну звездочку — двенадцатую. И дальше обещаю всем сердцем, всей ненавистью своей к подлому врагу — жизни не пожалею, чтобы красных звезд здесь было еще больше»...

Все новые и новые подвиги изо дня в день умножали соколиную славу Виктора Константиновича Чугунова. То проносилась весть, что в свободной охоте, вместе со своим ведомым, Виктор уничтожил десять автомашин врага с боеприпасами на самом опасном участке фронта, то рассказывали, что смелым налетом он рассеял и уничтожил 60 солдат и офицеров противника и при этом прикрыл огнем и спас своего товарища. А через неделю фронтовая газета сообщала о смелой воздушной разведке, проведенной советским асом где-то под Артемовском, о том, как он вступил в бой на этом маршруте сразу с четырьмя «мессершмидтами», а потом искусным маневром обманул противника и ушел от преследования вражеских истребителей в облака, после чего спокойно продолжал разведку...

Он был неуязвим, но друзья убывали. Еще в волжских боях погиб его друг — армянин Сергей Бурназян. Отдал Родине свою мужественную жизнь и кубанский казак Иван Чучвага.

«Прах погибших товарищей, как пепел старого Клааса, стучит в сердца боевых друзей, зовет их к мести», — писала о Чугунове и его друзьях фронтовая газета «Защитник Отечества».

— Что же, друзья, красиво о нас говорят, надо красиво и делать, —сказал летчик, прочитав это место в статье, — пусть в следующий раз стихами напишут, а?

К осени 1944 года славный летчик совершил уже более 250 боевых вылетов и лично сам сбил 16 самолетов. Эскадрилья же под его командованием произвела 1418 вылетов, провела 165 воздушных боев, в которых нашли свою могилу около 80 самолетов врага.

26 октября 1944 года Указом Президиума Верховного Совета СССР Виктору Константиновичу Чугунову за образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками и проявленные при этом отвагу и геройство было присвоено звание Героя Советского Союза. До этого он был награжден орденом Александра Невского, двумя орденами Красного Знамени и орденом Красной Звезды...

Славный летчик-горьковчанин погиб незадолго до конца войны — 15 февраля 1945 года — у озера Балатон, приняв неравный бой, чтобы выручить из беды товарища...

Светлая квартира Чугуновых на шумном, широком Автозаводском шоссе. Анна Степановна — мать Героя — ревниво следит, чтобы все в комнатах оставалось на своих местах, как при сыне. Так же развешаны по стенке первые детские авиамодели. В том же строгом порядке лежат книги на полке.

Все напоминает Анне Степановне о любимом Викторе — и душевное письмо Михаила Ивановича Калинина, и шум машин на неугомонном Автозаводском шоссе. И если, задумавшись, она случайно проследит в вечернем небе яркий короткий путь падающей звезды, — даже это почему-то напоминает о сыне...

Н. ЛИПАТОВ

Возможно, Вам будут интересны следующие статьи:

Количество общих ключевых слов с данным материалом: 1
№№ Заголовок статьи Библиографическое описание
41 Прыгунов Александр Васильевич (1907-1943) Прыгунов Александр Васильевич (1907-1943) // Герои Советского Союза – горьковчане. – Горький, 1981. – С. 216
42 Смирнов Юрий Васильевич (1925-1944) Смирнов Юрий Васильевич (1925-1944) // Герои Советского Союза – горьковчане. – Горький, 1981. – С. 247
43 Трифонов Борис Павлович (1915-1974) Трифонов Борис Павлович (1915-1974) // Герои Советского Союза – горьковчане. – Горький, 1981. – С. 270
44 Волгин Василий Леонтьевич Волгин Василий Леонтьевич // Герои Советского Союза – горьковчане. – Горький, 1981. – С. 57
45 Елисеев Николай Трофимович Елисеев Николай Трофимович // Герои Советского Союза – горьковчане. – Горький, 1981. – С. 90
46 Кабалин Николай Петрович Кабалин Николай Петрович // Герои Советского Союза – горьковчане. – Горький, 1981.- С. 109
47 Ковалев Тимофей Федорович (1907-1966) Ковалев Тимофей Федорович (1907-1966) // Герои Советского Союза – горьковчане. – Горький, 1981.- С. 118
48 Крайнов Степан Матвеевич Крайнов Степан Матвеевич // Герои Советского Союза – горьковчане. – Горький, 1981.- С. 137
49 Курманин Вадим Матвеевич Курманин Вадим Матвеевич // Герои Советского Союза – горьковчане. – Горький, 1981.- С. 148
50 Мамутин Борис Яковлевич Мамутин Борис Яковлевич // Герои Советского Союза – горьковчане. – Горький, 1981.- С. 159

Страницы