Бой за высоту

Артиллерийская позиция в боевом напряжении. Слышны частые команды. Жарко у орудийных расчетов. В воздухе свистят снаряды, вокруг все грохочет, рвутся где-то рядом снаряды противника. От частых выстрелов и поднимающегося дыма и пыли трудно дышать. Бойцы, действующие при орудиях, обливаются потом. Нечем его вытирать. Пот смешивается с оседающей пылью и стекает грязными ручьями за воротники гимнастерок. Солено на губах. Глаза воспалены. В этот горячий момент артиллеристы услышали внушительный голос командира батареи старшего лейтенанта Афанасьева: — Наводчики, точнее наводить! Расчетам действовать быстрее!

Стройная и высокая фигура Афанасьева как бы выросла перед бойцами. На прокаленном под солнцем лице, притененном козырьком фуражки, резко выделяются широко раскрытые глаза. Он неожиданно прибыл с наблюдательного пункта. Люди у орудий стали действовать еще энергичнее. Об этом бое в районе высоты 172,0, который произошел в конце сентября 1943 года, рассказывает нам бывший замковый гаубичной батареи гвардейского артиллерийского полка Плотников.

— Мы тогда поддерживали стрелковую роту, захватившую высоту 172,0. Высота эта господствовала над окружающей местностью. Она накануне была отбита у немцев, и они пытались любой ценой вернуть ее. Советские войска тогда с боями продвигались на запад. На Украине они приближались к Днепру. В колоннах движущихся войск можно было увидеть переправочные средства. С приближением нашей дивизии к Днепродзержинску бои становились упорнее и возникали на рубежах, заранее сильно укрепленных противником.

Наша батарея продвигалась обычно по ночам. Сырая осень еще не наступила. От прохладных утренников и небольших дождей дороги в течение дня на ветру успевали просохнуть, и мы могли бы идти сравнительно легко и быстро. Нашему движению только сильно мешала разбитая техника, брошенная отступающим противником. Дороги были завалены сгоревшими танками, исковерканными машинами, прицепами, орудиями. Часто приходилось двигаться по обочинам.

Навстречу нам шли колонны немецких пленных.

Так и двигались мы, ломая сопротивление противника, расчищая себе путь, с ходу вступая в бои.

И в этот день у высоты 172,0 батарея стремительно развернулась на закрытой позиции. Нам видно, что высотка изрыта немецкими окопами и блиндажами. Теперь они разрушены. Брошен телефонный провод. Валяются каски. Разбросаны боеприпасы. По всему видно, что противник спешно покинул эти позиции.

В полдень немцы дважды ходили в контратаку на высоту и дважды были отбиты с большими потерями. Артиллеристы стояли насмерть. В нашем расчете трое вышли из строя. Убит был наводчик. Меня легко ранило, я остался при орудии. Пополнять расчет было некем, да и время не позволяло. Артиллерийский обстрел усилился. Мы стали действовать у орудия вдвоем с Гуськовым. Я — за наводчика, а он заряжал. Разнеслась весть, что комбат Афанасьев ранен, его унесли с позиции.

Около нас все чаще взрывались вражеские снаряды. Скоро замолкли два соседних орудия. Расчеты их тоже убило. Моему напарнику Гуськову оторвало руку в предплечье. Осталось одно орудие и я при нем. Батарея замолкла.

Враг почувствовал удачу и не замедлил использовать выгодные условия для нового броска вперед...

Началась седьмая контратака немцев на высоту. Впереди двигались три танка, а за ними до двухсот пьяных фашистских молодчиков. Неся потери, они все-таки прорвались через стрелковую роту. Это произошло на исходе дня.

Что было делать мне? Я думал: пусть одна пушка, да стреляет. Все будет поддержка пехоте. Потом уже я ни о чем больше не думал. Сам и снаряды подношу, и заряжаю, и навожу, и стреляю.

Только успел поднести несколько снарядов к орудию, дослал фугасный в канал ствола, а тут впереди между кустами, откуда доносился шум мотора и лязг гусениц, выдвинулся головной танк врага и выстрелил в сторону моего орудия. Пригнулся я. Мимо! Нельзя было терять ни минуты, я тут же прямой наводкой дал выстрел по башне. Танк окутался дымом, подергался вперед, в стороны и остался на месте, как прикованный. Я ободрился, стал действовать быстрее. В это время солнце уже скрылось за горизонтом, но было еще светло. Вижу, правее движется другой танк. Быстро дослал в ствол орудия еще снаряд. Только успел выстрелить, досылаю второй — глядь — и этот танк как вкопанный остановился, задымил. Третий танк несется слева, стреляя на ходу. Из-под гусениц вздымается песок и клубы пыли, дальше ничего не видно. Танк уже близко, и вдруг он круто развернулся и стал уходить обратно.

«Нет, гад, теперь не уйдешь!» — думаю и посылаю четыре снаряда подряд. Глазам своим не верю: и этот танк завертелся на месте. Тут автоматчики фашистские выскочили вперед и устремились на мою пушку. Я дал два выстрела осколочными снарядами и длинную очередь из автомата. Фрицы растерялись. Кто упал тут же, кто побежал обратно. Я уже знал, что эти обязательно вернутся. Собрал автоматы погибших артиллеристов, взял шесть гранат и укрылся в окопе. Опять надвигается цель. Стреляю. Идут. Приготовил гранату. В этот момент обожгло левое плечо. Я еще успел подумать: «Хорошо, что в левое, а то бы сразу капут». Размахнулся и со всей силой бросил вперед четыре гранаты. Они угодили прямо в гущу фашистов. Цепь рванулась назад. И в это время слышу: «Ура!» Наша пехота ринулась в атаку. Так и удержали высоту. Всего в этом районе восемнадцать фашистских танков подбил наш полк.

Рассказывает обо всем этом Плотников просто, как о будничном бое. Но совершил он поистине героический поступок и был удостоен звания Героя Советского Союза.

В последующих боевых походах Плотников сражался против фашистских захватчиков в этом артиллерийском полку и в других артиллерийских частях. Несколько раз был ранен и контужен, прошел путь от рядового до лейтенанта, был партийным организатором в батарее и в учебном батальоне.

В марте 1946 года он демобилизовался из рядов Советской Армии, горячо распрощался с однополчанами и вернулся на Волгу, в город Горький. Четыре года провел на руководящей работе по подготовке кадров для промышленности, а дальше потянуло его в заводскую знакомую обстановку, откуда и уходил на войну. Он возвратился на родной автомобильный завод, работает начальником хозяйственного цеха. Умело сочетает хозяйственную работу с партийной. Он член партбюро цеха, пропагандист, шесть лет ведет кружок истории партии и текущей политики. Ему уже больше пятидесяти, но он еще силен и крепок здоровьем, в пышной шевелюре темных волос почти не заметно серебра. Человек он уравновешенный, но за его неторопливыми движениями угадывается большая сила.

И. А. КРУТОВ