Звезды Арефия Огнева

Становись, Борис Николаевич. — Огнев отдал  клещи Нестерову, тот сноровито подхватил заготовку, положенную подручным на молот. Обернувшись, подмигнул Огневу_: мол, все в порядке.

Нестеров нажал педаль — последовал удар, затем еще один, еще и еще: три удара в подкатном ручье и один — в чистовом. Виктор Амельченков снял коленчатый вал с молота, а Вениамин Ексин уже направил из шланга на наковальню струю сжатого воздуха. И снова Владимир Усов положил на молот заготовку, а Нестеров, приняв ее в подкатном ручье, почти неуловимым движением нажал на педаль — удар, еще удар, снова удар и еще один — в чистовом ручье.

Арефий Иванович по звуку уже понял: а ведь заготовка-то была недогрета! Подошел к нагревальщику Зотову:

— Холодненькую даешь, Григорий. Не торопись.

— Увлекся немного, Арефий Иванович, исправлюсь.

— Ну то-то же.

Огнев подошел к прессу, понаблюдал, как обрезает облой Лебедев, как Сударев кладет коленвал на завивочный пресс, спросил обеспокоенно:

— Перекоса нет?

— Да нет, все нормально, — ответил Сударев, в обязанности которого входит также и контроль за качеством продукции.

— Идем хорошо, Арефий Иванович, — подтвердил Емелин, укладывая готовый вал в пирамиду.

Обеденный перерыв: молоты и прессы застывают. В цехе тяжелых паровых молотов наступает непривычная тишина.

Здесь, в кузнице, свои, давно сложившиеся традиции. Вот на этом молоте работал еще Александр Бусыгин — тот, чья бригада 11 сентября 1935 года отковала 1001 коленчатый вал вместо 675 по норме. Здесь же трудился и известный кузнец Степан Фаустов. А вот тут стоял молот, на котором Федор Великжанин ни за что не хотел уступать в выработке ни Бусыгину, ни Фаустову... Они уже давно не работают в кузнице, но рассказы о их трудовых подвигах передаются, как легенда, из поколения в поколение.

Многое изменилось в цехе за 35 лет, но многое и осталось. По существу, сейчас у кузнецов автозавода все та же техника, на которой ставили рекорды кузнецы — стахановцы 30-х годов, и все это порой наводит Арефия Ивановича Огнева на невеселые размышления. Сколько машин выпускал, скажем, завод в 1935 году и сколько сейчас? Сколько весил «эмовский» коленчатый вал, который ковал Бусыгин, и сколько весит вал грузовика ГАЗ-53? Вот и получается, что работы стало больше, а техника-то устарела и физически, и морально. Конечно, они работают, рационализируют, но сколько бы кузнецы вместе с наладчиками ни крутились у молота, никто не может гарантировать, что он вдруг не выйдет из строя...

Огнев увидел идущего по пролету начальника цеха.

— Михаил Игнатич! А Михаил Игнатич!— Новиков сразу узнал его голос. И заранее понял: сейчас кузнец «выговорится» — вид у Арефия Ивановича был воинственный.

— Ну как дела?— начальник цеха попытался взять инициативу разговора в свои руки, но не тут-то было.

— А что дела? Кран так и не работал, а клинья подбивать нужно. К мастеру ходил — он сказал, что обойдемся. Пошел к начальнику участка — тот пообещал, что все будет в порядке. Так и прождали до обеда. После обеда крана не будет — ты меня, Михаил Игнатич, знаешь — я в управление пойду к Туренко, до парткома дойду, а этого так не оставлю.

Новиков усмехнулся. Он очень хорошо знал, что если уж Огнев сказал, то он и сделает.

— Ладно, Арефий Иванович, ты не горячись, что-нибудь придумаем. Пойдем к начальнику участка.

Огнев немного отошел, но чувствовалось, что он еще исполнен решимости драться. Вот так всегда: налетит, накричит... Но ведь и то сказать, никогда Арефий Иванович не шумит без причины, без дела.

Вопрос с краном был улажен.

В кузнице о человеке судят не по его словам, а по делам. Быть может, ни в каком другом месте не придерживаются так строго этого критерия, этой мерки, как здесь. Дело — вот чем ты ценен прежде всего. Краснобаев здесь не любят. Но если человека слушают, если с ним соглашаются, значит, он этого заслужил. Это тоже всем известно.

Как-то в разговоре с бывшими фронтовиками — а их в кузнице немало — Огнев высказал мысль:

— Тут все равно что фронт. Только там мы работали одним оружием, а здесь другим. И этот наш сегодняшний фронт, может, не менее важный.

И все с этим согласились.

Согласился с Арефием Ивановичем и его сменщик Дмитрий Карцев. На фронте Дмитрий, правда, не был: когда Огневу было 20 лет, Карцеву не исполнилось еще и тринадцати,— но Дмитрий хорошо знал цену и словам и делам Арефия Ивановича...

Жизнь свела обоих кузнецов в 1955 году. За плечами Огнева было уже пять лет работы в кузнице, Карцев — только пришел в нее. Впрочем, школа кузнечного мастерства была еще впереди у обоих. Но Арефий уже успел за пять лет многое узнать и многому научиться.

Как-то начальник цеха вызвал к себе Огнева. В кабинете у него сидели начальник участка, мастер и молодой рабочий невысокого роста, с небольшим упрямым ртом и русыми вихрами. Огнев знал, что фамилия рабочего — Карцев и что он недавно в цехе.

— Знакомься, Арефий Иванович, — сказал начальник цеха. — Будете с Дмитрием Гавриловичем работать в паре. С завтрашнего дня начнете чеканить балку вдвоем: он — нагревать, ты — чеканить.

— Ну что ж, попробуем, — ответил Огнев.

Он сразу оценил нового нагревальщика — был тот дисциплинированным и подтянутым, работал четко, понимал Арефия Ивановича с полуслова. И хотя порой в движениях его еще чувствовалась неопытность, Огнев понял: это пройдет. Простояли они вместе у макс-пресса каких-то дня три, но успели уже многое друг другу рассказать, многим поделиться.

Арефий Иванович рассказал все, что знал о кузнице, о том, как сам привыкал к работе. С удовлетворением отметил, что Дмитрий на лету схватывал его мысли, быстро перенимал опыт, приобретал сноровку и навыки настоящего кузнеца.

Учителями самого Огнева были опытные кузнецы — Владимир Приказчиков, Виктор Губернаторов, Николай Прокофьев, Алексей Афонин, Игнат Кузнецов. Это они научили его не бояться молота и заготовки, работать четко и ровно.

Позже, в 1962 году, в выпущенной Горьковским книжным издательством брошюре Арефий Иванович Огнев рассказал о том, как он учился мастерству и как оно наконец пришло к нему.

«Первое время моей самостоятельности, когда я стал кузнецом-прессовщиком, было не особенно радостным, — пишет Огнев. — Мне, например, казалось, что я перенял все навыки обработки балки у кузнеца Приказчикова, когда, полностью освоив операцию нагрева этой детали, я встал к молоту. Каково же было мое разочарование, когда, приступив к работе, я со страхом увидел, что приемы Приказчикова, которые я мог перечислить с закрытыми глазами и объяснить назначение каждого, у меня практически почему-то не выходят! Первоначально показалось, что с этой работой не справиться, и я с грустью стал подумывать о том, что быть кузнецом мне не дано и что так и придется весь свой век проходить в нагревальщиках».

Но вскоре пришла сноровка, появились свои приемы, и постепенно Огнев довел свою норму выработки до 150 процентов.

Не раз еще появлялось у Арефия Ивановича чувство неуверенности, особенно когда от простейшего — от работы кузнеца-прессовщика — он перешел к более сложному и встал к паровому молоту. С благодарностью вспоминает в этой брошюре Огнев уроки своих учителей:

«— Повыше, повыше клещи держи!— говорит Прокофьев. Я кую карданный кулак, а он стоит рядом и ловит мой малейший промах, поправляет на ходу.

— В подкатном ручье достаточно двух ударов, — советует он, — да смотри, ровнее держи, да первый удар полегче, чтобы назад не отдавало.

— Стой, стой! Видишь — металл горячее обычного? Приподними слегка заготовку!

Так я получал кузнечные познания, которые не записаны ни в одной инструкции, познания, которые называются — личный опыт».

А что такое личный опыт Огнева, видно из простого примера: по технологии на отковку поворотного кулака положено 15—17 ударов, а ему требовалось ударов 8—9.

К 1961 году и Огнев и Карцев уже были опытными кузнецами. Оба работали на одном участке, в одной смене, часто встречались, разговаривали, стали близкими друзьями. Оба уважали друг в друге умение работать, четкость и прямоту в отношениях.

А год был знаменательный: осенью в Москве собрался XXII съезд партии, принявший новую Программу КПСС. В дни подготовки и проведения съезда в цехах Горьковского автозавода развернулось соревнование по личным и бригадным планам повышения производительности труда. Инициаторами выступили кузнецы: бригады Огнева, Карцева, Перевозчикова, Воробьева, Гаврилина, Виноградова обратились к администрации кузницы с просьбой повысить им нормы выработки, но в свою очередь руководство корпуса должно было внедрить предложения кузнецов по малой механизации, по совершенствованию оборудования и инструмента.

— А возьмешься ли ты, Арефий Иванович, выступить перед кузнецами и объяснить, почему вы просите повысить нормы?— спросил начальник участка.— Сможешь ли ты сделать это дипломатично? Ведь повышение норм — дело тонкое,

Огнев рассердился и рубанул с плеча:

— А зачем мне дипломатия? Я ведь для себя прошу норму повысить!

Огнева поддержали не только кузнецы, но и рядовые члены бригад: Василий Липатов и Василий Настин из его бригады, Георгий Ремизов из бригады Карцева и другие.

Партийное бюро корпуса одобрило инициативу и рекомендовало администрации организовать работу по личным планам. Одновременно оно призвало коллектив, всех рабочих принять активное участие в новом движении.

Арефий Огнев поставил перед бригадой задачу: добиться повышения выработки каждым рабочим не менее чем на 7 процентов, получить десятки рублей сверхплановой экономии на каждого работающего. Кузнецы решили с наименьшими затратами дать стране больше продукции, причем высокого качества. Так родилось движение под девизом: «Больше продукции — меньше затрат!»

В результате выполнения взаимных обязательств кузнецами и администрацией корпуса, внедрения большого количества ценных предложений производительность труда в кузнице значительно возросла. В 1963 году, например, бригада Огнева при норме 485 штук выковывала за смену до 780 коленчатых валов. Производительность труда увеличилась на 45 процентов.

Таков зримый результат почина, инициаторами которого были Арефий Иванович Огнев и его товарищи — кузнецы.

Успешно завершена семилетка, а за ней — и восьмая пятилетка. Бригада Огнева брала обязательство выполнить план пяти лет за 4 года 6 месяцев, а осуществила его за 4 года 2 месяца. За пятилетие бригада изготовила свыше 900 тысяч коленчатых валов. Если учесть, что Арефий Иванович работает в паре с Нестеровым, то за это время через руки каждого кузнеца прошло почти полмиллиона коленчатых валов.

С отличными результатами завершил восьмую пятилетку и Дмитрий Гаврилович Карцев.

Все бы хорошо, но однажды начальник участка пришел к начальнику цеха и пожаловался:

— Не знаю, право, что и делать, Михаил Игнатьевич.

— А что случилось? — спросил Новиков.

— Да Огнев с Карцевым в пересменок сцепились... Арефий говорит: Карцев виноват. А Карцев клянется, что виноват Огнев.

И начальник участка рассказал, в чем дело.

...С тех пор как родилось движение «Больше продукции — меньше затрат», имена обоих кузнецов — Огнева и Карцева упоминались почти всегда вместе. Оба работали в одной смене, делали одно общее дело, вместе добивались успехов в работе, стали друзьями. Огнев с мелких деталей перешел на штамповку коленчатого вала. Теперь у него в бригаде стало 10 человек, а не трое. То же и у Карцева. Оба коммунисты. Одного выбирают в партком, другого — в завком профсоюза, на торжественных собраниях сидят рядом в президиуме. Решается какой-то важный вопрос — один выступает, другой его поддерживает. Так и повелось. Частенько по воскресным дням собираются вместе — либо у Огнева дома, либо у Карцева: их семьи тоже подружились. Работа у обоих спорится. Подводятся итоги работы цеха — впереди бригады Огнева и Карцева. Это уж как правило.

Школа старых кузнецов пошла на пользу Арефию Ивановичу. Она не только научила его работать. Она дала ему знания, необходимые для правильной организации труда в бригаде, научила правильно строить отношения с людьми — товарищами по работе.

Десять человек — десять разных характеров. Немного флегматичный, молчаливый Борис Нестеров. А посмотришь на него, когда он кует деталь,— залюбуешься. Арефий Иванович даже сам иногда завидует его сноровке, порой кажется: а ведь Нестеров вот сейчас ударил ловчее, чем это сделал бы он, Огнев.

Подручный Вениамин Ексин. Работник отличный, но уж больно капризный. То ему не нравится, другое. Даже уходил из бригады, да, видать, прикипел душой к ней и вернулся. И все-таки опять чуть что — «уйду от вас!». Ну и ладно, в конце концов твое дело.

Да, в характере каждого есть и хорошее, и плохое. Идеальных людей нет. Арефий Иванович и про себя знает: тоже ведь не ангел. Нагревальщик Григорий Зотов, который работает с Огневым уже почти восемь лет, иной раз в споре прямо говорит: «А ведь и ты, Арефий Иванович, тоже горяч».

Так или иначе, а когда подводятся итоги работы, вся бригада видит: бригадир поработал что надо. И не столько сам стучал молотом, сколько организовывал работу, а это — самое главное. Отстоял Огнев свое время у парового молота, отковал партию валов — на смену ему становится Нестеров. Считается, что бригадир отдыхает. А на самом деле он наблюдает за работой, где нужно — помогает, где нужно — подсказывает. Основная забота — чтобы вся бригада работала ровно, чтобы добиваться устойчивых результатов, чтобы и людей не дергать, и технику содержать постоянно в исправном состоянии. И чтобы все 10 членов бригады работали как единый слаженный механизм: нагревальщик и подносчик, кузнец и подручный, относчик и прессовщик, укладчик и загрузчик. Чтобы каждый знал свое место в производственном процессе и чувствовал ответственность за свой участок и за результаты труда всего коллектива.

Пока Огнев с Карцевым работали в одной смене, все шло хорошо. Но вот стали обе бригады трудиться на одной линии, но в разные смены. То Огнев откует больше, то Карцев. И вдруг выясняется, что вкладыши вышли из строя.

Значит, клали на штамп холодную заготовку. Когда «потек» вкладыш? Кто недогрел заготовку: бригада Огнева или бригада Карцева? Сколько ни разбирались начальник участка, начальник цеха, а выяснить так и не удалось. Ясно одно: в погоне за высокой выработкой кузнецы иногда нарушали технологию штамповки, печи не всегда обеспечивали бригаду металлом в таком темпе, в каком нужно,— и попадала на штамп холодная заготовка...

Ссора — случай из ряда вон выходящий. Руководство забеспокоилось. Но в конце концов друзья сами вышли из положения. Помирились. Оба горячие, вспыльчивые, но и отходчивые. Пришли к выводу: и тот, и другой виноваты — строже надо следить за технологией, строже спрашивать с членов бригады, повысить ответственность за свою работу.

...Обычно сон у Арефия Ивановича крепкий, как у большинства людей физического труда. Накрутишься за день у молота, покидаешь 40-килограммовые детали — и ничто не помешает потом здоровому сну. А тут — началась бессонница. Дома все нормально: старший сын Александр регулярно пишет отцу с матерью, что его военная служба благополучно подходит к концу, младший, Владимир, успешно сдал зачетную сессию в техникуме... И на работе все нормально. А бессонница началась с того дня, когда Арефий Иванович, возбужденный, вернулся с областной партийной конференции и с порога объявил жене: «Ну, Елизавета, поздравь, на съезд еду!»

Горьковская партийная организация избрала Огнева делегатом на XXIV съезд партии. И чем ближе становился день отъезда в Москву, тем больше беспокоился Арефий Иванович. Вроде никогда такого не было: мог где угодно сказать, что думает,— хоть мастеру, хоть управляющему производством, хоть на собрании бригады, хоть на заседании парткома завода. Hо тут — совсем другое. Он прекрасно понимал, что съезду нужны мысли, предложения коммунистов, партии нужны дела. Что же предложит он, Огнев?

Накануне отъезда, приехав из обкома партии, где собирали всю горьковскую делегацию, зашел он в партком управления. Здесь как будто только его и ждали — сидели управляющий производством Николай Андреевич Туренко, секретарь партбюро Малов, заместитель начальника цеха Окунев, Дмитрий Карцев и много других людей.

— От всех нас, Арефий Иванович, — начал Туренко, — желаем вам счастливой поездки.

Не было никаких официальных речей. Были просто теплые напутствия, говорили все сразу, наперебой. И уже в конце протиснулся к нему Карцев, сжал своей железной ручищей железную ручищу Огнева, сказал коротко: «Счастливо!..»

...Бывают у человека дни, которые запоминаются на всю жизнь.

Встреча делегации на Курском вокзале. Праздничная Москва в атмосфере грандиозного события. И вот — открытие съезда. Он, горьковский кузнец Арефий Огнев, вместе со всеми делегатами поет: «Вздувайте горн и куйте смело, пока железо горячо...»

Нет, этого нельзя забыть никогда!

Дневник, который Огнев вел на съезде, очень прост. Но для Арефия Ивановича за скупой записью: «речь такого-то» — сразу встает целый день работы съезда, встречи в фойе, беседы с делегатами, с кузнецом Харьковского тракторного завода Михаилом Ивановичем Калашниковым...

Одна из встреч была особенно примечательной. В фойе Дворца съездов Арефий Иванович увидел человека, которого он больше знал по портретам. Годы изменили его, но в основном это был все тот же человек, каким Огнев запомнил его со времен войны, — маршал Конев. Огнев подошел к нему:

— Здравствуйте, Иван Степанович! Разрешите передать вам привет от горьковчан — солдат Первого Украинского фронта.

— Из какой армии? — спросил Конев.

— Из Третьей.

— Где закончил войну?

— В Бреслау.

— Далеко зашел. Награды есть?

— Два ордена Славы...

С тех пор прошло больше 25 лет, а у Арефия Ивановича до сих пор все перед глазами. Был тогда 20- летним парнишкой, молодым, с пухлыми губами. А рядом один за другим падали товарищи. Падали, чтобы уже не встать никогда. Ранили командира взвода, затем — командира расчета. Так и остались они втроем: подносчик, заряжающий и он, младший сержант Огнев, наводчик 82-миллиметрового миномета.

Огнев приник к прицелу, затем обернулся к принявшему обязанности командира расчета сержанту Кабанову:

— Готово.

— Огонь!— скомандовал Кабанов.

И они продолжали вести огонь по фашистам, то и дело меняя позицию. Еще не развеялся дым от недавнего сражения, а на окраине наполовину сгоревшей деревеньки командир минометной роты старший лейтенант Терехов перед строем минометчиков уже зачитывал приказ командования:

— За отличные боевые действия в боях под Коростенем наградить... младшего сержанта Огнева Арефия Ивановича...

И прикрепил на грудь Арефия, над засаленным кармашком выгоревшей гимнастерки, медаль «За отвагу». Это было в конце 1943 года.

В начале 45-го минометная рота, в составе которой воевал Огнев, вышла к Одеру. На всю жизнь запомнил Арефий форсирование реки и первый день на плацдарме. Только ступили на левый берег — забрызганные грязью, мокрые с головы до ног, как фашисты навалились — били из орудий и пулеметов, то и дело ходили в контратаки. Не раз тревожила мысль: неужели сбросят, сволочи? Кое-как закрепились, а немцы не унимались — все прижимали и прижимали к берегу. И каждый раз, когда гитлеровцы поднимались для очередной атаки, Арефий Иванович припадал к прицелу, и из его миномета «точно по адресу» вылетали смертоносные «гостинцы».

— Только до вечера продержитесь! Только до вечера, ребята! — почти умоляюще говорил командир батальона Костин, перебегая от расчета к расчету. — Вечером будет подкрепление.

— Продержимся, товарищ майор, — бодро отвечал Огнев, а сам думал: ну как тут продержаться, когда мин осталось только полтора ящика?! И снова наводил, и снова расчетливо бил немцев. И выстояли, продержались — вечером с того берега пришла подмога. Переправившиеся на плацдарм свежие части с ходу ударили по противнику. Стремительное наступление продолжалось.

— Молодец, Огнев,— говорил спустя несколько дней командир роты Кузнецов, вручая минометчику орден Славы II степени. — А признайся: страшно было на плацдарме?

— Страшновато, товарищ капитан. А главное — мин почти не оставалось. Отстреливаться нечем...

В тот же день капитан Кузнецов вручил ему и другую награду, запоздавшую, — орден Славы III степени за отличные боевые действия при прорыве гитлеровской обороны в районе Порицка. Эта награда «догоняла» солдата почти полгода...

А на следующий день после разговора с маршалом Коневым Арефий Огнев вместе с группой других делегатов съезда был приглашен в Верховный Совет СССР. Председатель Президиума Верховного Совета Н. В. Подгорный зачитал Указ о присвоении им звания Героя Социалистического Труда.

Сколько мыслей, сколько воспоминаний ураганом пронеслось в те минуты в голове Арефия Ивановича! Фронт, кузница, ухающий молот, бригада, Дмитрий Карцев, сыновья... Все это образовало какой-то чудесный калейдоскоп. Быть может, именно в эти минуты мелькнула и такая мысль: новая пятилетка потребует нового напряжения сил, новых повышенных обязательств, взятия новых рубежей. Быть может, именно там, в Верховном Совете, и родилась у него идея: выполнить пятилетнее задание за четыре года...

Позже будет все.

Будет и письмо Огнева, опубликованное на страницах «Правды» под названием «Моя пятилетка», где он скажет, что успешное выполнение решений съезда зависит от каждого советского человека, от труда каждого. «Сейчас,— напишет он,— нас волнует вопрос: как еще выше поднять активность всех участников производства, чтобы еще лучше сработать в новой пятилетке... Пятилетка завода, как большая река из ручейков, образуется из наших личных пятилеток. Чем полнее будет каждый ручеек, тем полноводнее и вся река!»

Будет и «Бригадный план повышения эффективности труда на каждом рабочем месте бригады кузнецов А. И. Огнева и Б. Н. Нестерова», помещенный в газете «Горьковская правда». Вместе с бригадиром слесарей-монтажников завода «Красное Сормово» А. П. Удаловым, токарем авиационного завода Г. И. Рыбаковым, швеей объединения «Восход» Г. А. Лашиной бригада А. И. Огнева поднимет знамя социалистического соревнования на предприятиях Горьковской области за досрочное выполнение девятой пятилетки на основе осуществления личных и бригадных планов.

Будет встреча в Горьком с друзьями, с товарищами по работе, с Карцевым, награжденным орденом Ленина за успешное выполнение восьмой пятилетки.

Будут выступления перед рабочими, перед школьниками...

Но все это еще будет, все это еще впереди. А сейчас Огнев сидит в зале и не может унять незнакомое волнение.

Назвали фамилию Огнева. Арефий Иванович размашистым шагом подошел к столу. Председатель Президиума Верховного Совета СССР вручил ему орден Ленина и Золотую медаль «Серп и Молот». Это была третья звезда Огнева — третья после тех двух звезд Славы, которыми он был награжден на фронте.