Реликтовая профессия

Карцев Дмитрий Гаврилович

Кузнец-штамповщик Горьковского автомобильного завода,

Герой Социалистического Труда.

На Горьковском автозаводе рождаются «Волги», «Чайки», грузовики, санитарные машины, вездеходы...

Завод этот очень современен. Но не в том смысле, в каком современны ВАЗ, КамАЗ, созданные в последние годы и оборудованные по последнему слову техники.

Новостройка — всегда баловень своего времени. И ГАЗ был в этом привилегированном положении, но тому минуло более сорока лет. Свыше четырех десятилетий назад на берегу Оки, на месте убогой деревеньки Монастырки полуголодные, зябнувшие под злыми ветрами энтузиасты первой пятилетки строили автогигант и новый город.

В это грандиозное предприятие страна вложила все новое и лучшее, что создала наука и техника тех лет. О ГАЗе поэт Демьян Бедный сложил строки: «Не строительство, а творческий шквал! Сказка из железа и бетона!»

Увы, даже сказки стареют. Стареет естественным образом и автогигант ГАЗ. Но не стареет его продукция! Давно уже отслужили свое «Эмки», «Пикапы-ГАЗ», грузовики старой конструкции, как живые ископаемые кое-где показываются «Победы». А из ворот Горьковского автозавода почти каждый год выходят в жизнь автомашины новых моделей, не уступающих мировым образцам. То, что сегодняшняя продукция ГАЗа удовлетворяет современным нормам, свидетельствует: завод не сдается времени, он знает секрет молодости.

На каждом шагу видно, как будущее прорастает сквозь прошлое, борется с ним за право жить. Завод как бы существует сразу в двух временных измерениях. Есть цеха, которые дают представление о заводах будущего. Это новый литейный красавец, где автоматы варят и разливают металл, делают из него детали. Здесь много воздуха и мало людей. Поточная линия работает от нажатия кнопки, зачеткой работой механизмов следят несколько наладчиков. Впечатляет и линия сборки двигателей грузовиков — почти на километр растянулся конвейер, и видишь, как механизм собирает механизм — удивительное зрелище! Это приметы будущего.

Но есть участки, как, например, старая литейка, которые возвращают нас в те годы, когда завод не мог себе позволить ничего другого, кроме этих темных, дымных, как бы пропитанных огнем помещений.

Эти контрасты, это борение тени и света — фон, на котором четко видно, как завод сам себя переносит из прошлого в будущее.

Он — как шагающее дерево. Есть такая порода деревьев, которые не стоят на месте — старые корни отмирают, новые стволы вырастают в стороне, и деревья эти словно шагают по земле.

В этом напряженном шествии в будущее острая современность ГАЗа. В этом и главная трудность. Заводу приходится думать не только о прямом своем деле — выпуске автомобилей, но и об обновлении средств производства. А это влечет за собой материальные расходы, отрыв рабочих на строительство, на решение задач реконструкции. Сила завода — в традициях. За более чем сорокалетнюю жизнь завод воспитал людей, всеми своими интересами преданных ему. Эти люди знают проблемы, специфику, потребности завода на протяжении долгих лет. Вместе с этими людьми созрели и традиции, без которых ГАЗ не смог бы вести такую напряженную борьбу со временем.

Одна из таких традиций — школа кузнецов, слава и гордость ГАЗа.

***

В сентябре 1935 года Александр Харитонович Бусыгин, человек атлетического сложения и необыкновенного упорства, совершил подвиг, ставший легендой. За одну смену он вместе со своей бригадой отковал 966 коленчатых валов для грузовика ГАЗ-АА вместо 675 по норме. Но удивительное на этом не кончилось. Сводки из кузницы Горьковского автозавода продолжали поражать: 1008... 1015... 1030... 1050 валов!

И настал день, когда Бусыгин рапортовал от имени бригады: за смену, за один только рабочий день бригада отковала 1146 коленчатых валов — ответственнейших, капризнейших, сложнейших деталей автомашины.

Труд кузнеца всегда считался одними из самых тяжелых. И даже изобретение паровых молотов не сделало эту профессию легкой. Во времена Бусыгина печи работали не на газе и электричестве, как сейчас, а на мазуте. И тем не менее подвиг продолжался.

Творческая мысль газовских кузнецов немало способствовала облегчению труда в кузнечных цехах, хотя по сей день работать здесь — подлинный героизм.

В высоких сапогах, в шлемах, закрывающих лица, люди в зареве огнедышащих печей кажутся тенями, а движения их — легкими и бесшумными. За канонадой молотов не услышишь ни шагов, ни слов. Да кузнецы и не переговариваются. Понимают друг друга по жестам, взглядам.

А движения их кажутся непринужденными потому, что усилия людей представляются ничтожными по сравнению с пружинящей мощью молота.

Один из рабочих клещами выхватывает раскаленную металлическую болванку из окна печи. Другой ловко перехватывает ее и укладывает этот слепящий глаза кусок солнца на штамп парового молота. И следует гром — семь тонн обрушиваются на податливый металл, чтобы придать ему нужную форму.

И вот уже кто-то снимает готовое изделие и оттаскивает его в сторону, укладывает в ряд с другими в аккуратную пирамиду — красное свечение только что рожденного коленчатого вала тускнеет, и в пирамидах дремлют почти остывшие, привычные на вид и цвет детали будущего автомобиля.

— Любуетесь Карцевым? — я не сразу слышу вопрос, обращенный ко мне.

— Карцевым?! Который же он? — Ради знакомства с Дмитрием Гавриловичем Карцевым, делегатом XXV съезда партии. Героем Социалистического Труда, «королем» газовских кузнецов я и пришла в этот цех.

— Где он?

— У молота, конечно. Он бригадир, остальные девятеро — его бригада.

Я внимательнее вглядываюсь в силуэт человека, работающего у самого молота под градом искр. Теперь мне удается разглядеть, что баба молота не сама собой падает на штамп — Карцев ногой нажимает на педаль, и только тогда громада приходит в движение, а между ударами Карцев ловким и почти незаметным движением руки подправляет и переворачивает заготовку. Не молот, а человек с помощью молота формует деталь. И теперь я вижу, что в одном случае он делает пять-шесть ударов, в другом — больше, в третьем — меньше. Бригадир один решает, когда деталь готова. Это ответственное решение — вал весит 50 килограммов, в случае неудачной формовки—брак солидный.

Человек у молота работает в неослабном напряжении — почти каждые полминуты с линии сходит готовый вал. Значит, каждые полминуты кузнец орудует более чем трехпудовой заготовкой. Интересно, сдюжили бы такое прославленные тяжелоатлеты, штангисты — не эпизодически, а в течение всего рабочего дня?

— Ну как, впечатляет?

Я думала как раз об обратном. Рушились мои представления об облике кузнеца, эдаком богатыре, под стать Бусыгину и другим, прежним законодателям профессии. Карцев изящен, как шестнадцатилетний пловец! Как же он ухитрился превзойти ветеранов, — дает двойную по сравнению с Бусыгиным производительность, как добился максимальной выработки валов по отрасли — его считают чуть ли не самым техничным мастером коленчатых валов?

***

Когда двадцать два года назад в цехе появился щуплый, невысокого роста паренек Дима Карцев, мало кто предполагал, что он надолго задержится здесь. И уж никто не думал, что ему предстоит стать продолжателем традиций газовских кузнецов.

Похож он был на своих знаменитых предшественников разве что биографией. Все они пришли на завод из деревни. И Бусыгин думал, что скопит деньжат, да и вернется в село, дом поставит, семью заведет.

И Дима Карцев забрел сюда случайно. Приехал повидать старшего брата — других братьев и сестер не достанешь, кто в Свердловске, кто на Северном Кавказе, кто в Донбассе... Раскидала война семью Карцевых в разные стороны. Пережившие гитлеровское нашествие, Карцевы делили все события жизни на «до войны» и «после». У Димы «до» было счастливое, беззаботное детство. Как все деревенские мальчишки, он раньше городских узнал труд: надо встать пораньше, чтобы проводить в стадо корову, натаскать воды, покормить поросенка, огород полить, да сорняк повыдергать.

Жизнь Димы только-только начиналась, не исполнилось ему и девяти, когда ушли на защиту Родины мужчины села, с ними старшие братья Димы.

Враг сжег село Жадино Курской области, что было родиной Димы Карцева, и ему вместе с односельчанами дала кров земля, укрылись в землянках, блиндажах. Отгремела Курско-Орловская битва, забрезжил рассвет победы. Стали думать о жизни. Возродить колхоз, восстановить, что можно, дать голодным людям пропитание — это были общие мечты.

Карцевы сколотили домишко под соломенной крышей. Стали жить. Дом освещался фитилем, заправленным в плошку с бензином, — кто из переживших войну не помнит эту чадящую лампаду? Гаврила Данилович, отец Димы, председатель колхоза, завтракал с дочерьми — Надей и Верой.

Зацепили фитилек. Отец стал подливать бензин — взрыв. Брызги пропитали гимнастерку. А тут крыша загорелась. Бросился тушить — вспыхнула на нем гимнастерка. Схоронили — било ему тогда 57 лет...

Война началась, когда Диме было девять, кончилась — а он уже вроде взрослый. Надо получать специальность. Поступил в ремесленное — стал работать на строительстве высотных домов в Москве. Смышленого деятельного паренька сделали комсоргом, помогли закончить вечернюю школу. Посылали учиться дальше.

Но снова беда — заболела мать. Уехал на родину.

Так Дима оказался в Горьком, у старшего брата, что стал вместо отца. Пока решил немного послесарить на горьковском автомобильном. Шел 1955-й год.

Случилось, что надо было заменить заболевшего рабочего в кузнечном цехе. Поручили Диме нагревать балку передней оси грузовика. Справился. Поставили на коленчатый. А вал-то пятьдесят килограммов! Это во времена Бусыгина валы были двадцатикилограммовые. Другие стали машины — другие двигатели, мощнее прежних. Когда Карцев простоял смену у Ивана Алексеевича Повеликина — думал, заболеет. Ноги подкашивались, тошнило, голова гудела. Но парень знал разницу между «хочу» и «надо»...

Думал ли тогда бросить это тяжелое дело? Что теперь гадать. Важнее понять, какие силы задержали его у огнедышащего молота?

В тот день бригада Повеликина перевыполнила дневное задание в полтора раза! И его, Димин вклад был в этом деле.

Возможно, не последнюю роль в решении Димы стать кузнецом сыграло и то, что в одной смене с ним трудился замечательный мастер кузнечного дела Арефий Иванович Огнев, умный, энергичный человек, сыгравший в жизни Карцева важную роль. Сложная штука — соперничество. Имя Огнева гремело на собраниях, в печати, завод гордился им. Не пример ли Огнева «заразил» Карцева? Двадцать лет бок о бок проработали Огнев и Карцев. Сначала в одной смене, потом в разных, но на одном молоте. Огнев и Карцев были в числе инициаторов, предложивших соревноваться по личным и бригадным планам под девизом: «Больше продукции — меньше затрат!» Когда на заводе поднялась новая волна борьбы за план, Огнев и Карцев первые поддержали новый почин: «Ни одного отстающего рядом!»

Когда Огнев стал Героем Социалистического Труда, молодой Карцев — кавалером ордена Ленина.

На бригаду Карцева уже можно было положиться. И она, действительно, «держала» кузницу. Ей присудили почетный приз имени Героя Социалистического Труда А. X. Бусыгина. За эту честь боролись 324 бригады, карцевская стала первым лауреатом 6 октября 1976 года бригада Карцева рапортовала о завершении плана первого года десятой пятилетки. И это дает основание считать, что справится карцевская бригада и с главным обещанием: норму десятой пятилетки завершит на год раньше.

***

Карцев не из тех людей, о которых можно сказать: он прирожденный кузнец, быть ему кузнецом. Нет, он стал кузнецом вопреки своим физическим данным.

О Дмитрии Гавриловиче говорят, что он довел профессию до граней искусства, действует расчетливо, спокойно владеет металлом и молотом. Карцевская бригада гармонично работает всю смену на уровне рекорда (бусыгинская традиция!). Ведет работу в постоянном ритме при меняющихся режимах устаревшего оборудования — то температура в печи непостоянна и нагрев заготовки не тот, то колеблется давление пара, приводящего в движение молот. Это и есть искусство.

— В чем секрет Вашего умения, в чем его особенность, есть ли у Вас свой метод? — спрашиваю Дмитрия Гавриловича.

— У каждого мастера свои особенности. Стиль кузнецов так же разнообразен, как стиль наездников, дирижеров... Один дергает лошадь или оркестр. Другой управляет спокойно, но проявляет волю. Так и у кузнецов. Один работает спокойно, другой спешит, жмет всем туловищем, тратит много сил, выдыхается, злится. Один быстро схватывает суть происходящих изменений, другой реагирует с запаздыванием. На штамповке коленчатого вала применяется 8-9 ударов молота, так делают почти все кузнецы. Но у каждого кузнеца свой почерк в работе.

— Все зависит от интуиции, чутья? Ведь измерительными инструментами Вы не пользуетесь?

— Бывает так: чувствуешь — что-то не то происходит. Но в нашем деле нельзя ждать — важно быстро поймать причину, подправить инструмент, определить нужную силу нажатия на педаль.

Я понимаю, что Карцев не открыл каких-то особых секретов ремесла, неизвестных никому. Но раз он добился большей выработки, значит, ему удалось собрать в кулак для целенаправленного действия все, что необходимо для максимального результата: и свое умение, и умение своих подручных организовать обслуживание линии, т. е. у Карцева, по-видимому, кроме таланта кузнеца, еще дар организатора, воспитателя, да и просто доброжелательность хорошего товарища. Ведь без поддержки всей бригады, всех девяти человек кузнец не работник.

Но все-таки я спросила его — из каких же резервов черпает бригада ресурсы для повышения эффективности работы?

— Конечно, нам очень помогают, — ответил Карцев — и дирекция, и партийная организация, и руководство цеха. Весь коллектив завода заинтересован в результатах работы кузнечного цеха. Очень много делается для того, чтобы мы не испытывали нужды в металле, наш труд уважают, не мне одному — многим кузнецам присвоено звание Героя Социалистического Труда. А кроме того, резервы повышения производительности — в самой бригаде заложены, в нравственном климате что ли. Ведь если бригада дружна, то работа спорится. Я стараюсь, чтобы ребята сработались, стараюсь помочь понять секреты нашего ремесла, не показывать, если плохое настроение. Знаете, иногда важно даже не заметить, если у кого из ребят не заладилось ...На нашей работе очень нужно быть единым организмом.

Пожалуй, Дмитрий Гаврилович ответил и на другой вопрос, который я не высказала вслух: объяснил, за счет каких нравственных сил можно постоянно увеличивать производительность труда, повышать эффективность и качество в этом цехе, где оборудование по существу мало изменилось с бусыгинских времен. Здесь жив дух первых стахановцев, дух коллективизма и товарищеской взаимопомощи, дух уважения к тяжелому, почетному, очень нужному труду кузнеца.

— А как Вы учите своих подручных? — спрашиваю Дмитрия Гавриловича Карцева.

Он отвечает не сразу. — Пожалуй, больше собственным примером. Стараюсь работать ровно, не срываться, не дергать ребят.

В общем, делаю все, чтобы бригада была как одна семья.

— А в смысле профессиональных навыков?

— Тут нет готовых рецептов. Я не могу сказать ученику: бей девять ударов — будет вал. При каждом ударе — все по-другому. Стараюсь развить в товарищах по бригаде интуицию, ощущение процесса. Стараюсь научить их спокойствию и трудолюбию, взаимопомощи, уважению друг к другу. Если бригада как один человек, то и смена проходит продуктивно. Тогда вечером можно дома с детишками позаниматься и почитать и с товарищами по заводу провести вечер. Да, мы часто встречаемся, у кого день рождения, кто женился, у кого дитя родилось... Не все новички оседают в нашем цехе. Тут характер нужен. Но кто остался — народ надежный, трудовой. Вы думаете, мне просто было поначалу, когда на рекорд пошел, когда соревноваться поличным планам предложил?..

— А ведь, действительно, нормы-то повышаются, — не выдерживаю я.

— А нормы выработки хлеба повышаются? — невозмутимо парирует Карцев. — Повышаются. А количество продуктов, тканей? Видите, в чем мы теперь каждый день ходим — и костюмчики на рабочих что надо, и ботинки кожаные. А в каких домах сейчас живем? Мебель полированная.

А давно ли здесь грязь месили в сапогах кирзовых, в бараках жили — табуретка, топчан, вот и вся обстановка. Я сам жену Шуру привел в малехонькую комнатушку — два шага вбок, три вперед. А теперь какая у нас квартира, видели?

Помолчали. Думаю, как все у Карцева правильно получается, как в романах пишут. Многие ли так рассуждают?

— А чего тут не понимать? — снова заговорил Карцев. — Хлеб, ткани, машины — все одной ниточкой связано. Если бы планы не выполняли, не перевыполняли, да не только мы, все рабочие, по всей стране, не видать бы нам сегодняшней жизни. А будет-то еще лучше. От нас ведь все зависит. Конечно, есть подонки — насмотрятся фильмов про заграничную жизнь, ноют: там то, се. А ты работай, да с душой, и у тебя будет еще лучше. Нашему-то хозяйству только шестьдесят лет, а сколько сделано! Если дела не бояться, поднимать нормы жизни, стараться всем вместе — так и нытикам работы не останется.

***

В первый же час моего пребывания в Горьком, войдя в номер гостиницы и включив радиоприемник, я услышала: бригада Карцева взяла новое обязательство — к 60-летию Великой Октябрьской социалистической революции выполнить задание двух лет десятой пятилетки!

Я думаю, что это обязательство кузнецов — одно из оснований, позволивших заводу определить свои социалистические обязательства, опубликованные в «Известиях» 9 января 1977 года, — изготовить к славному юбилею сверх установленного задания 700 грузовых и легковых автомобилей...

...Кузнечные цехи с ручным производством — цехи, подобные тем, в которых работают Карцев и его товарищи — постепенно уступят место современным, с полностью автоматизированным оборудованием. Таково веление времени. Увеличивается объем производства. Увеличивается и вес двигателя, а следовательно, вес коленчатого вала. И на Горьковский автомобильный завод придут полностью автоматизированные кузнечные прессы.

Какое же применение получат драгоценные навыки, накопленные такими виртуозами своего дела, как Карцев? Может быть, все это станет лишним, не нужным в век автоматов, думаю я, но вовремя спохватываюсь. Разве не навыки мастера стараются вложить в автомат их конструкторы? Сколько забот возникло на заре кибернетики, когда ученые попытались применить электронно-вычислительную машину для управления объектами, законы поведения которых не ясны до конца, не описаны математически! Для автоматов не удавалось составить исчерпывающую программу.

Тогда и возникла мысль — отдать автомат в обучение к опытному мастеру.

Такой мастер, даже не зная всех законов, властвующих над процессом, управляет им на основе своего опыта, многолетней практики работы.

Первое время учитель помогал машине делать нужные «ходы» — устанавливал регулирующие органы машины в нужное положение. А машина, сравнивая эти ходы с указанными в ее программе, вносила в нее нужные поправки.

Так, под руководством мастера машина училась самостоятельно управлять процессом.

Если считать, что все сложные, трудоемкие процессы постепенно будут переданы машинам, возникают контуры новой деятельности для опытных мастеров производства: передать свой опыт и умение автоматам, помочь ученым выработать программы их действия. В этом деле без людей с ярким индивидуальным дарованием, инициативой, опытом, без таких людей, как Карцев, не обойтись.

Все, что накоплено мастерами нужных, но трудоемких профессий — не пропадет. Будет передано машинам, избавляющим человека от тяжелой части труда, оставляя ему только творческую область деятельности.

В этом — черты будущего, оптимистические приметы научно-технической революции.

По материалам сайта «Последние герои»